Дорогой сновидений
Шрифт:
"Она — не щенок нашего племени! — напомнил волк Шуллат, которая, казалось, всякий раз забывала об этом, когда ей того хотелось. — И тебе не следовало говорить с девочкой об охоте, особенно если на деле ты и не собиралась брать ее с собой!"
"Нет, почему же, я как раз хотела, чтобы она пошла с нами!" — начала она упрямо, но Хан прервал ее, зло огрызнувшись:
"Нет, не хочешь!"
"И как это, интересно, ты можешь знать лучше меня самой, что мне нужно и чего я хочу?"
"Могу! — зло огрызнулся волк. — Все, чего ты хотела, это чтобы она
"Все совсем не так!»
"Разве? А почему тогда у тебя такой взгляд, словно ты своровала олений бок?»
"Ну… Совсем не так, не совсем так… Да, я чувству себя немного виноватой… Сама не знаю, в чем. Но это вовсе не означает, что я действительно в чем-то провинилась, просто…"
"Ты эгоистка. Мне стыдно, что ты — моя сестра", — и, отвернувшись, волк затрусил вперед.
"Постой! Я хотела спросить: что мне делать? Вести ее в снега, или…"
"Ты запутала следы, тебе их и распутывать", — он убежал, оставив сестру стоять, переступая с лапы на лапу, поскуливая толи от холода, а толи от обиды.
"Ну и ладно. Не больно-то хотелось! — когда обида, заполнив собой все ее сердце, вытеснила из него остальные чувства, волчица повернулась и, недовольно ворча себе под нос, побежала назад, к повозке Мати. — Я и сама справлюсь!"
Девочка ждала ее. Воровато оглядевшись вокруг, видя, что рядом с повозкой слишком много чужих глаз и ушей, она поманила подругу внутрь, где, подтянув к себе морду волчицы, зашептала:
— Ну, как, мы идем?
"Куда?" — проворчала Шуллат, еще не успев отойти от разговора с братом.
— На охоту! — ее глаза горели ожиданием и нетерпением.
"На охоту…" — повторила та, подтянула к морде переднюю лапу, начав ее старательно зализывать, будто та была поранена.
— Если хочешь, возьмем с собой Хана и…
"Нет! — поспешно прервала подругу Шуши. — Мы пойдем вдвоем. Так нам никто не будет мешать, тянуть в разные стороны, и вообще… Ты готова?»
— Конечно!
"Охота жестока. Ты представляешь, что тебе придется увидеть?"
— Представляю, представляю! — она чувствовала себя лишь в шаге от столь страстно желаемого! Ее душа трепетала, лицо светилось радостью. Боясь, что подруга в последний миг передумает, она поспешно продолжала: — Да не бойся за меня! Вот, — она вытащила из рукава длинный острый нож, спеша показать его подруге, — я знаю, как с ним обращаться! Отец учил меня. И я смогу постоять за себя!
"Хорошо… — волчица устремила на подругу пристальный взгляд, пронзая им насквозь, заглядывая в самую душу. — Раз так, запоминай: ты будешь во всем меня слушать и если я скажу — беги, ты побежишь, а не станешь спрашивать, почему и куда".
— Я согласна на все!
"Мы не будем далеко уходить от каравана, и если по близости не окажется добычи, вернемся назад ни с чем".
— Ладно, — она готова была согласиться на любые условия.
"Когда воротится твой отец?"
— Утром. Он сегодня
"Да", — Шуши не стала объяснять, что, если они не поспешат, то им вряд ли удастся осуществить задуманное, когда Хан, несомненно, расскажет обо всем Шамашу. Конечно, хозяин добр. Но на этот раз наказания не избежать… Волчица тяжело вздохнула:
"Ну, ничего, ничего, — успокаивала она себя, поглядывая на сиявшую от счастья подругу, — главное, чтобы ей было хорошо. Раз она хочет убежать в снега — лучше со мной на охоту, чем с тенями неведомо куда…»
"Оденься потеплее, — Шуллат повернулась к девочке. — Не забудь варежки".
— Я возьму с собой нож! — проговорила Мати, убирая клинок обратно, в рукав.
"Как хочешь, — Шуллат не стала возражать, хотя и была уверена: что бы там ни случилось, девочка не успеет им воспользоваться. — Прихвати немного еды и…»
— Я уже все собрала, — она достала из-под одеяла небольшую кожаную сумку. — Здесь хлеб, сахар, вода, сало на тот случай, если будет очень холодно и у меня замерзнет лицо…
"Ноша не должна быть тяжелой, — подозрительно глянув на сумку, волчица чуть наклонила голову. — Ладно. Жди меня здесь. Я разнюхаю все вокруг и вернусь за тобой", — и она выскользнула наружу.
Ее не было всего несколько мгновений, которые, однако, показались сгоравшей от нетерпения Мати длиннее вечности.
"Сейчас, — на миг запрыгнув в повозку, проговорила волчица, еще раз внимательно оглядев подругу, спеша убедиться, что та не забыла ничего важного, вроде шарфа или шапки. Осталось лишь дать последние наставления. — Старайся быть незаметной, не попадайся никому на глаза, а если тебя кто-нибудь все-таки увидит и окликнет, не поворачивайся, не отзывайся, и вообще, делай вид, что выполняешь какое-то важное поручение. Поняла?"
— Поняла, конечно, поняла!
"Тогда вперед!"
Под покровом вечерней дремотной полумглы они, никем не замеченные, покинули караванную тропу и устремились в распростертые объятья снежной пустыни.
Душа девочки трепетала от счастья. Мати никогда не испытывала ничего подобного. Казалось, что она несется на крыльях ветра, не касаясь снежного полотна. Да и не снег вовсе был у нее под ногами, совсем нет — нечто иное, легкое, пушистое, как дорогой мех белых пустынных лис.
На небе, выйдя из-за серого облака, за которым она притаилась на несколько мгновений, давая беглянкам скрыться, сияла огромная бледноликая луна, проливая на землю магический свет, под которым все вокруг изменялось, уходя за грань яви, в мир сказок, фантазий и снов. В его лучах в недрах земли зародилось собственное серебряное свечение, которое окутывало все вокруг ореолом, столь ярким, что он слепил глаза. Легкий, игривый ветерок, скользя среди барханов, теребил их седые косматые космы, накручивал бороды и усы. Горизонт лежал от края земли и до края, обводя мир кругом безликих границ между черным звездным небом и белоснежной землей, безмятежную красоту которой не портили ни серые, слепые раны повозок, ни шрамы, оставляемые полозьями, ни рябь следов ног. Мир был совершенен в своей нетронутой красе.