Дорогой сновидений
Шрифт:
— Ну конечно! Ри, — она резко повернулась к нему, заглянула в глаза, — что ты делаешь, когда тебе снится плохой сон?
— Мне не снятся кошмары! И вообще, — ему хотелось поскорее прекратить этот разговор, — здесь лучше не говорить о дурном, — караванщик опасливо огляделся вокруг, словно ожидая, что от одного дурного слова окружающий мир начнет меняться, обращая сказку кошмаром. — Идем…
— Постой, послушай меня! — продолжала удерживать его на месте Сати. — Вспомни: когда ты был маленьким, тебе снилась метель. Ты рассказывал мне, как она надвигалась на тебя белой холодной стеной, стремясь
— Нет! — детские страхи вдруг вновь вернулись к нему, впитав в себя новые, неизвестно откуда взявшиеся силы. — Это было. И прошло!
— Да, конечно, я только хотела спросить: что ты делал, когда это происходило? Как ты спасался от кошмара?
— Я не помню! И не хочу вспоминать! — упрямо повторил Ри, глядя на спутницу с нескрываемым раздражением, за которым проскальзывали порывы возраставшей с каждым мигом враждебности. — Слышишь: не хочу!
— Но это важно! Ты пробовал убежать от него, или…
— ДА! — не выдержав, зло крикнул он. — Да, я убегал от своего страха! Ты это хотела услышать? Ты хотела, чтобы я почувствовал себя трусом, который не способен справиться с собственным сном?
— Вовсе нет! — Сати глядела на него с болью, сочувствием и вместе с тем с удивлением. Она никогда прежде не видела его таким: резким, нервным, злым. В какое-то мгновение она даже перестала узнавать Ри, таким незнакомым и чужим он вдруг стал. И, все же, она должна была довести этот разговор до конца, даже ценой той дружбы, которая была жива пусть не в памяти, но в сердце. — Я хотела, чтобы ты вспомнил, что было потом, потом, Ри! Ведь убежать от сна нельзя, иначе как проснувшись! Пока ты в его власти, он настигнет везде, ибо все вокруг — он, он один! Неужели ты не понимаешь…
— Ты хочешь сказать… — ему потребовалось совершить невероятное усилие воли, чтобы заставить себя успокоиться, взглянуть на все иными глазами и задуматься. — Что я хотел проснуться и потому просыпался? И сейчас нам достаточно…
— Да! — она облегченно вздохнула, глядя на друга сверкавшими глазами, обрадованная тем, что он вновь стал самим собой, и между ними опять воцарилось уже, казалось, утерянное понимание.
— Пожелать, — закончил он свою фразу. — Но… - в нем все еще оставались сомнения. Пусть их тучи рассеялись и то, что закрывало солнце, было всего лишь маленьким облаком, но и его было достаточно, чтобы нарушить чистоту небесных просторов его души. — Мы ведь с тобой не просто спим. Нас усыпила воля госпожи Кигаль…
— Ну и что же? Это ведь не смерть, а сон! Что бы ни заставило нас прийти сюда, этот мир все равно остается лишь сном, пусть даже он — сон, который придумал для себя бог сновидений! В нем действуют те же законы — законы исполнения желаний. И если мы захотим проснуться, ничто не сможет удержать нас здесь!
— Да, госпожа Кигаль говорила…
— И, потом, небожители ведь следят за нами. Шамаш и госпожа Кигаль. Едва Они заметят, что мы просыпаемся, Они помогут нам.
— Ты права, — наконец-то в его душу вернулась уверенность. — Знаешь, — он грустно усмехнулся, — не понимаю, что вдруг на меня нашло. Эти сомнения, страхи… Я словно вдруг стал другим. Совершенно другим. Не собой.
— Может быть, ты начал
— Как ты стала походить на госпожу Айю?
— Да, — кивнула Сати. Повернувшись в Ри боком, она взглянула вокруг, на окружавший ее мир. — И богиня поделилась со мной своей мудростью… Сама бы я никогда не смогла понять все это, добраться до истины тех знаний, которые открылись мне… Она столь добра…
— А Лаль? Неужели он действительно такой — вечно сомневающийся, беспокойный, мечущийся из стороны в сторону? Нет, — он не мог в это поверить. — Не возможно…!
— Но почему?
— Ведь он бог! Бог не может быть… слабым! Сомнения — они ведь признак слабости, верно? Сильный не оглядывается постоянно назад, не мечется из стороны в сторону, не в силах решиться, куда делать следующий шаг и делать ли его вообще…
— Бог сновидений… Бог обмана… — Сати задумчиво качнула головой. — А может быть, он и не бог вообще. Называют же его духом.
— Дух? Это брат великой госпожи Айи дух?!
— В эпоху древних легенд Айя была одной из младших богинь. Это время снежной пустыни, эпоха болезни повелителя небес возвысила ее… И, потом, боги всегда были разными. Один сильнее, другой — слабее. Не важно, кто чей брат или сестра…
— Ну, это… — он умолк, не зная, что сказать. Конечно, он помнил легенды. Помощник летописца, попробовал бы он их забыть! И все же… Почему-то ему была противна сама мысль об этом, словно та часть его разума, которая считала себя Лалем, сопротивлялась такому принижению своей сущности. — Ладно, давай не будем об этом. Мы и так заговорились. Пора продолжать путь. Детишки, небось, заждались нас. Пошли… — он потянул ее за собой.
Но та вдруг остановилась, как вкопанная, глядя себе под ноги широко открытыми от удивления, ничего не понимавшими глазами.
— Что с тобой? — с сомнением глядя на нее, спросил Ри, думая, что, возможно, сомнения, которые еще совсем недавно властвовали его душой, потеряв над ней власть, перебрались к Сати и терзают теперь ее. Если это так, то ей надо бороться с ними! И он поможет ей, как она помогла ему!
— Странно, — прошептала караванщица. — Я… Я не помню… Совсем не помню родителей… Какие они?
— Ну… — он уже хотел описать их и вдруг поймал себя на мысли, что эта часть воспоминаний совершенно стерлась. Он не мог восстановить в своей памяти ни одного образа, ни одного имени, за исключением связанных с богами. Все смертные казались серой безликой массой, лишенной своей собственной сущности. Ри даже не знал, были ли у него самого родители или они погибли когда-то давно и он — сирота.
— Я не помню… — Сати поднесла ладони к вискам, словно отгораживаясь от остального мира, всецело сосредоточиваясь на воспоминаниях. — Я не помню, есть ли среди тех, кого нам предстоит найти, наши с тобой брат или сестра… Странно… — она хотела сказать — страшно, но почему-то с ее губ сорвалось совсем иное слово.
— Это сон, — пожал плечами Ри. — Здесь всякое возможно, — смешок сорвался с его губ.
— Ты что? — не видя причины для веселья спросила караванщица. Не мог же он смеяться над ней! И это в то время, когда им обоим нужна поддержка друг друга, и уж точно не ссора, способная разделить даже брата и сестру.