Дорожная карта. Том 1. От Москвы и до окраин
Шрифт:
– Ух, еле догнала, – тяжело дыша проговорила девушка. – Мне позвонил Емельян Захарович, сказал, что к нам идут из Никитино гости, я и пошла потихоньку навстречу, а вы появились с противоположной стороны.
– Да, неувязочка вышла. Я решил ребятам показать заброшенную церковь. А когда я позвонил Емельяну Захаровичу, он сказал, чтобы мы шли на ферму, и подождали его часика полтора. А ещё сказал, что вы будите нас встречать и уверил, что с собаками будет всё в порядке. Я подумал – собаки на цепях. Пришлось малость понервничать, псы у вас знатные.
– Это я собрала такую команду из беспризорных псов. Некоторые дачники
Подошли к ближней избе. Изгородь была сплетена из прутьев в палец толщиной, и множественные короткие сучки образовывали необычную замысловатую вязь. Плетень был в створе с передней бревенчатой стеной дома. Окна выходили на улицу, и в приоткрытые ставни можно было заглянуть в окно. В Тверской губернии раньше была такая мода в деревенской архитектуре. Это сейчас – не заборы вокруг домов, а крепостные стены. Есть что прятать.
Девушка первая зашла в дом, сбросила обувь и с босыми ногами прошла в «залу», так называлась большая комната в избах.
– Проходите в залу, носки можно и не снимать, – предложила Прасковья.
Ребята намёк поняли и сняли кроссовки. Мебель была такая же как, и сто лет назад: вдоль стен стояли лавки, в центре стоял массивный строганный стол, крепкие внушительные табуретки стояли вдоль стола, по торцам стола стояли два больших стула со спинками. В самом светлом углу стояла прялка, с мотком пряжи, напротив приспособление с двумя лучинами, вставленными в расщеп вертикальной стойки. Стена напротив окна была кирпичная, грудка русской печки была изразцовая. Ребята всё внимательно и обстоятельно разглядывали.
За это время девушка накрыла стол: положила белую вышитую крестом скатерть, поставила берестяную хлебницу с белым хлебом, явно не из магазина, и пошла наваливать: отварное холодное мясо, и всякой всячины из овощей и лесных ягод, солёные грибы, и кувшины с мёдом и брусничным морсом.
– Ребятки, в сенях – рукомойник, мыло и полотенце, потом – за стол.
Дважды ребятам предлагать не пришлось, Вадим первым подошёл к столу и спросил, показывая на большой стул.
– «А на тронном месте можно посидеть?»
– Здесь всё для гостей, этот дом так и называется – гостевой. А на втором этаже спальные комнаты, можете отдохнуть.
– Да, после такой трапезы, без отдыха не обойтись, – потирая руки и усаживаясь на табурет, сказал Павел Павлович.
Когда обед подходил к концу, послышался свистящий звук вертолётных винтов, потом шум усилился и вертолёт стал удаляться. Вскоре завизжали и затявкали собаки.
– Это Емельян Захарович, слышите, как собаки обрадовались. Они его так любят! Когда долго отсутствует, так начинают выть, всю душу вывернут наизнанку.
Дверь в гостиную широко распахнулась и с радостной улыбкой вошел Захарыч в лётном комбинезоне: «Не заскучали в ожиданиях пропавшего? Я смотрю, моя помощница помогла «заморить
– Ещё нет, готовлю, минут через пять будет готов, – Прасковья расставила на столе бокалы для йогурта и положила пачку пластиковых соломинок.
– А вы, я смотрю, Емельян Захарович, практикуете потихонечку за штурвалом?
– Да, использую любую возможность не терять форму, вот стану олигархом, куплю вертолёт и буду летать в эти места за грибами, и собачек навещать. Как они меня встречают! Вот кто человека никогда не предаст. Меня беспокоит их будущее, когда придётся рокироваться. Что с ними станет?
– А что, есть такие мысли? – спросил Павел Павлович.
– Это неизбежно, только час не назначен. Прасковья Тихоновна, тебе помощь не нужна, а то мужички что-то затосковали?
Тут из кухни вышла девушка с большой кастрюлей руках.
– Ребята, налетайте! Понравиться, научим. А мы с вами, Павел Павлович, пойдемте, я вам покажу свои апартаменты.
Они перешли в другую избу. Здесь было скромно, чистенько. Несмотря на современную мебель, во всём чувствовался аскетизм. А когда он провел Павла Павловича в свой небольшой кабинет, сразу стало понятно – здесь обитает службист до мозга, костей Хотя на. стенах не было портретов Дзержинского и Президента страны, Павел Павлович понял, кто хозяин этого кабинета. Емельян Захарович открыл дверцу книжного шкафа с набором книг сельского учителя литературы, достал нержавеющую фляжку, крышка которой была ложементом для трёх маленьких рюмочек, тоже из нержавейки.
– Давайте за знакомство, – налил коньяк в рюмашки, – пришла пора и поговорить, раскрыться. Поскольку наше предприятие являлось особо секретным объектом, а в подсобное хозяйство, привлекались работники предприятия из разных подразделений, мне необходимо было мониторить округу. В то смутное время при отсутствии необходимого финансирования сельхозпредприятий и местных образований, не удивительно, что, сдав нам в аренду землю, могли продать те же угодья вместе с нашей фермой. Продавать могли не только нашим дельцам, но и иностранцам, как напрямую, так и через подставных лиц. Мне пришлось поколесить по округе, и, надо сказать, нервы были на пределе – что пришлось увидеть и услышать – не для слабонервных.
Колхозы, совхозы, дома культуры, медицинские учреждения, а также некоторые воинские части, прекращали своё существование в одночасье – утром приходили на работу, на службу, а на дверях висели замки и в лучшем случае клочок бумаги, «контора приказала долго жить». На полях, на стройках можно было увидеть ничейную технику – «бери, не хочу». Да что далеко ходить по задворкам – из всех министерств, который составлял мощнейший промышленный комплекс при СССР (одних оборонных министерств с полудюжины), стало одно – министерство промышленности и торговли. Начался период: «что не запрещено, то разрешено», купить можно было всё, что угодно: экскаватор, трактор, крейсер, укомплектованный самыми современными ракетными комплексами, за один доллар, танки, бронетехнику, завод, кусок реки, участок леса, морской порт. Я обошел всю округу, познакомился с местными администраторами, с населением, под видом грибника – отставника, с джентльменским набором: с индийским чаем со «слониками» для бабулек фляжечкой коньячка или водочки с лимончиком и сигаретами «Друг», для трудяг, или администратора.