Дорожные работы
Шрифт:
(Продолжение на странице 5)
Он свернул газету и положил ее на кипу затрепанных журналов. Стиральные машины равномерно гудели. Гунны. Варвары. Сами они гунны. Потрошители, бандиты, разрушители, изгоняющие людей из домов, уничтожающие их жизни с легкостью мальчика, ворошащего муравейник…
Дожидаясь, пока высохнет одежда, он уронил голову на грудь и задремал. Несколько минут спустя очнулся — ему почудилось, будто поблизости задребезжал колокольчик пожарной тревоги. Однако оказалось, что это всего лишь Санта-Клаус из Армии спасения, который расположился на углу перед
— Благослови вас Господи, — напутствовал его Санта-Клаус.
25 декабря 1973 года
Около десяти утра его разбудил телефонный звонок. Он нащупал трубку на ночном столике, поднес ее к уху и услышал деловитый голос телефонистки:
— Примете звонок за ваш счет от Оливии Бреннер?
Поначалу он растерялся:
— Что? Кто? Я еще сплю.
Тут отдаленный, неуловимо знакомый голос с чувством произнес:
— Тьфу, чтоб тебя!..
Он тут же узнал и поспешно прокричал в трубку:
— Да! Соединяйте. — Неужели она повесила трубку? Он облокотился на подушку. — Оливия? Вы меня слышите?
— Говорите, — снизошла телефонистка.
— Оливия, где вы?
— Я здесь. — В трубке что-то трещало, но голос все равно казался безумно далеким.
— Я очень рад, что вы позвонили.
— А я не думала, что вы согласитесь принять мой звонок.
— Я только что проснулся. Так вы там? В Лас-Вегасе?
— Да, — сухо ответила она. Ему показалось, что слово вырвалось у нее с каким-то тупым безразличием, словно щепка, упавшая на цементный пол.
— Ну и как там у вас? Чем занимаетесь?
Оливия испустила душераздирающий вздох:
— Не здорово.
— Что случилось?
— На вторую… нет — третью ночь я познакомилась с одним парнем. Он пригласил меня на вечеринку, где я наширялась до одури… В полном отрубе была.
— Химия? — осторожно осведомился он, сознавая, что их могут подслушать.
— Химия? — эхом откликнулась она. — А что же еще? «Дурь». Да еще смешали ее с каким-то дерьмом… Вдобавок меня, кажется, еще и изнасиловали.
— Что? — переспросил он, надеясь, что ослышался.
— Изнасиловали! — завопила она. — Это то, что случается, когда ты назюзюкаешься вдребодан и ни хрена не понимаешь, кто в тебя что засовывает. Поняли теперь? Или вы не знаете, что значит изнасилование?
— Знаю, — тупо ответил он.
— Ни хрена вы не знаете.
— Вам деньги нужны?
— А почему вы спрашиваете? Я же не могу с вами переспать по телефону. Даже подрочить не могу.
— У меня еще остались кое-какие деньги, — сказал он. — Я мог бы их вам выслать. Вот и все. Вот почему. У вас какой-нибудь адрес есть?
— Да, до востребования.
— Вы не снимаете жилье?
— Снимаю на пару с этим парнем. Только у нас все почтовые ящики взломаны. Но это фигня. Приберегите денежки для себя. У меня тут работенка имеется. А вообще-то плюну я на все и вернусь. Поздравьте меня с Рождеством.
— А что за работа?
— Гамбургерами в забегаловке торгую. В холле понаставили автоматов, так посетители всю ночь напролет дергают за ручки и жрут гамбургеры. Представляете?
— Побудьте там месяц, — услышал он свой голос как бы со стороны.
— Что? — изумленно спросила она.
— Не пасуйте так быстро. Если уедете сейчас, то потом всю жизнь будете сожалеть, что так и не выяснили, из-за чего так мечтали туда попасть.
— Слушайте, вы в регби играли? Держу пари, что да.
— Меня даже мячи подавать не подпускали.
— Значит, вы ни хрена не понимаете.
— Я размышляю, не наложить ли на себя руки.
— Вы даже не… Что вы сказали?
— Что размышляю, не наложить ли на себя руки. — Он произнес это с ледяным спокойствием. Его больше не волновало ни разделявшее их расстояние, ни то, что их могут подслушать люди из телефонной компании, Белого дома, ЦРУ или ФБР. — Я пытаюсь кое-что сделать, но ничего не выходит. Должно быть, потому, что я уже слишком стар. Несколько лет назад случилась одна неприятность, но тогда я даже не подозревал, как она на мне отразится. Думал, переживу как-нибудь. Однако с тех пор становилось только хуже и хуже. Я уже заболел по-настоящему.
— У вас рак? — спросила она шепотом.
— Похоже, что да.
— Вы должны обратиться к врачам, выяснить…
— Это душевный рак.
— У вас просто мания величия.
— Возможно, — сказал он. — Впрочем, это не важно. Маховик уже раскручен, и механизм запущен. Одно только меня сейчас по-настоящему беспокоит. Порой мне вдруг начинает казаться, что я просто персонаж некоего скверного романа, автор которого уже заранее предрешил, кто какую роль играет и чем дело кончится. Мне проще думать так, чем валить все на Бога — за что он меня так наказывает? Нет, дело в этом скверном писателе; это он во всем виноват. Это он придумал, что мой сынишка погиб от опухоли мозга. Еще в первой главе. Самоубийство же, состоится оно или нет — ему место уже лишь перед самым эпилогом осталось. Совершенно идиотский роман. Дурнее некуда.
— Послушайте, — озабоченно промолвила она, — может, вам обратиться в какую-нибудь службу доверия…
— Там мне ничем не помогут, — ответил он. — Да дело и не в этом. Это я вам хочу помочь. Осмотритесь по сторонам, прежде чем решите все бросить и уехать. И с химией своей кончайте — вы ведь мне обещали…
— Нет, — перебила она. — Это только здесь так. В другом месте все будет иначе.
— Все места будут для вас одинаковы, пока вы сами не изменитесь. Когда вы сами относитесь к себе как к дерьму, вам и вокруг все дерьмом кажется. Поверьте — уж я-то это знаю. Газетные заголовки, даже рекламные щиты и плакаты — все мне кричат: «Смелей, Джорджи, вышиби себе мозги!» От всего этого сдохнуть можно.