Досье Дракулы
Шрифт:
— Извини, Кейн, но твое молчание не оставило мне иного выбора, кроме как приехать, ибо ситуация в городе чрезвычайно… осложнилась и тебе следует…
— Тише!
Затравленно озираясь по сторонам, как лисица, за которой гонятся псы, он шепнул:
— Больше ничего не говори, не здесь… внутри, внутри! — и чуть ли не силком затащил меня в замок.
Построенный всего полвека тому назад замок Гр и ба высился на холме, весь оплетенный плющом. Мэри терпеть не могла замок и из-за его облика, и по причине удаленности от ее любимого Лондона, зато сам Кейн, пользуясь
В молчании, которое последовало за странным приветствием Кейна и его настойчивымпожеланием войти в замок, я призадумался, как давно я не слышал его голоса, на удивление глубокого для столь миниатюрного мужчины, отчетливого и весьма ласкающего слух. Не подкачай телосложение, Кейн с таким голосом вполне мог бы завоевать признание на сцене. Знаю, он мечтал об этом, скрепя сердце отказался и во многом именно по этой причине боготворил Генри Ирвинга. Человека мелкого такое крушение надежд сделало бы завистником, но Холл Кейн был не таков.
Когда мы вошли, Кейн закрыл дверь и задвинул уйму засовов. В замке было тепло, душно и все, что только можно, закрыто. Чувствовалось, что даже выходящие на море окна давно не открывались, хотя погода этому явно благоприятствовала. Лязг засовов еще отдавался эхом, когда Кейн извлек из кармана маленький револьвер с отделанной перламутром рукояткой и положил его на столик рядом с дверью.
— В чем дело, дружище? — спросил я, гадая, уж не доконала ли Кейна вконец его хандра.
Он подошел поближе, задрав подбородок, поросший рыжей бородкой, и обратил на меня свой затуманенный взор. Я сразу проникся к другу сочувствием, простив ему молчание, столь сильно меня раздражавшее.
— Говори, старина, — попросил я. — Что стряслось?
Кейн вздохнул.
— Брэм, я должен извиняться перед тобой с этого дня и до последнего вздоха, может быть, мне придется умереть с мольбой о прощении на устах, и все равно я никогда не смогу…
— Господи, Кейн, ты словно цитируешь страницу из Скотта. [141]
Моя шутка не достигла цели: Кейн лишь смотрел на меня не отрывая взгляда. Я понял, что лучше всего дать ему возможность говорить, не перебивая, даже если при этом он ударится в слезы.
141
Сэр Вальтер Скотт, родился в 1771 году, умер в 1832, известен как «мастер мелодрамы из Мидлотиана».
Нервно кружась по холлу, обшитому темными панелями, Кейн продолжил:
— Боюсь, Брэм, что иногда я веду себя как самый тупой из смертных, обретающихся под небесами. Безусловно, никому не дано было видеть так же отчетливо, как мне порой, и вместе с тем быть — одиннадцать часов из двенадцати! — таким слепым и безмозглым.
— Сдается мне, Кейн, ты несколько преувеличиваешь, — заявил я, хотя, честно говоря, не совсем искренне — разве не он напустил на меня Тамблти?
И, видимо поняв, о чем я умолчал,
— Тамблти.
Произнес так быстро и с таким презрением, что казалось, будто он выплюнул это имя.
— Верно, Тамблти, — подтвердил я. — Выходит, именно в нем вся загвоздка, — я кивнул на револьвер, чтобы лишний раз не говорить о наглухо задраенном замке, — не только в Лондоне, но и здесь?
В ответ Кейн показал глазами на притолоку над широкой дверью холла, где, как мне запомнилось с прошлого посещения, была вырезана цитата из Барда, если не ошибаюсь, из «Как вам это понравится»: [142]
142
Стокер не ошибается: эта цитата действительно из комедии Шекспира «Как вам это понравится», акт II, сцена 5.
Кейн вздыхал, пока не стало казаться, что он вот-вот выдохнет свою душу, и наконец уныло произнес:
— Увы, похоже, эти слова больше не верны: тот, кого я имею основания опасаться, вполне может… О, Брэм, я сделал моеговрага твоим.
Наверно, простить друга за это непросто, хоть бы он извинялся целую вечность.
143
Перевод Т. Щепкиной-Куперник.
— Не бойся, дружище, — сказал я, добавив слово, сорвавшееся с моих уст, как вздох: — Тамблти…
Кейн отреагировал так, словно само это имя было заклинанием и этот человек мог неожиданно появиться. Увы, кто я такой, чтобы сомневаться в том, что он это может?
— Весьмаопасаюсь, Брэм, что наш враг объявится здесь, но я принял меры предосторожности, приложил немало усилий.
К таковым, очевидно, относились повышенная бдительность островитян и ружье в руках управляющего. Однако я все же в довольно резкой форме попросил друга растолковать мне, что к чему.
— Я прочитал твои письма, Брэм, все до единого, и твои телеграммы. Я знаю, что происходит в Лондоне.
— Почему же тогда ты не отвечал? Ужасно неучтиво с твоей стороны, Кейн, ужасно.
— Я не могу найти оправдания своим поступкам, — сказал он, — но, может быть, смогу объяснить их. Я действительно надеялся, что Фрэнсис ограничится кратким знакомством с Генри и тобой, а потом оставит вас в покое, но из твоих писем я понял, что он снова взялся за старые штучки.
— Старые штучки? Что ты этим хочешь сказать?
Кейн вздохнул. Он обошел холл, остановившись только затем, чтобы украдкой выглянуть в окно, в ту и другую сторону, осматривая окрестности, сунул револьвер обратно в карман и продолжил:
— Есть вещи, Брэм, которые не требуют слов, вещи, которые не следует записывать даже твоим любимым шифром. То, о чем говорят лишь под жесточайшим принуждением.
— Наверно, ты имеешь в виду тайны.
— Признания, — сказал Кейн. — Впрочем, называй их как хочешь. Но что касается Фрэнсиса Тамблти, могу заверить тебя, Брэм, ты не знаешь их самой малой толики.