Дословный мир. Третья книга стихов
Шрифт:
11.2007
Суровый стиль
1
Как высоки в безбашенные годы
Среди полей готические своды
Стремительной эпохи ново строя,
Но замок остаётся без героя.
Поскольку, если рыцарь, значит бедный,
Конечно, если он не принц наследный.
Ни Ричарда, ни короля Артура
Не вынесет сия архитектура,
Раз не щадила ни отца, ни сына
Столетия вторая половина.
И в первой – начинали с новостроя.
Закончили – и вынесли героя.
2
И
Всегда за кадром – словно конквистадор
Во времени. И в том не наша воля.
Кто выразил себя в природе поля,
Того теперь и мы нарисовали!
Роман с Кармен – в кармической печали.
Пускай и в романтичном ореоле,
Свобода без жестокости – не боле,
Чем Дарвин для ребёнка, просто деда
Похожий на нетрезвого соседа.
И в мире Первозванного Андрея
Он так же избегал, как брадобрея.
3
В суровом стиле – живопись начала
Не века, а готического зала,
Где в самой сердцевине анфилады
Большая композиция осады
Огромной крепости крутой эпохи.
Над городом кровавые сполохи —
Как у Брюллова. Падая в пейзаже,
Тираны воскресают в Эрмитаже
И служат не уроком, а каноном, —
Придвинутые к мраморным колоннам,
Как будто ждут прихода Алигьери
В средневековом этом интерьере.
5–6.2007
Просодия. Пение на ходу
1
В том городе, где средние века
Пересеклись с эпохою расцвета
Науки и печатного станка,
Я в новый век, в сороковое лето,
Вошёл и не заметил, что вполне
Оправдано внезапным переходом
Кочевника к оседлости – в стране,
Освоенной торгующим народом.
Пронизан воздух боем часовым.
Сумятица. Скопление народа.
Поток машин преобразует в дым
Программу из поэмы Гесиода.
И над землёй ночной звезды отвес,
Что выпрямил когда-то человека,
Как маятник в механике небес
С картинки девятнадцатого века.
Всё связано. Калейдоскоп времён.
Синоптик по заказу гоминида
Даёт прогноз миграции племён —
В границах геометрии Эвклида.
И свет, и время вектором к земле
Направлены – к тотальному исходу,
К падению в единственном числе
Икара в ледниковую природу.
2
В том городе, над синею рекой,
Я верил, не испытывая веру.
И царь-комар, как мытарь городской,
Испытывал меня, порой – не в меру.
Когда бы не урок: «Будь глух и нем»,
Наверное, не выжил бы. Тот город
Теперь в другой эпохе вместе с тем
Двором, где был и голоден и молод,
Но как любил! И правил черновик,
Катренами, выстраивая строки.
Так было легче пересилить крик
И сохранить свидетельства, вещдоки
Того, чем жил, но, забывая – как,
Склонялся к осмыслению дороги.
Стремился вверх и попадал впросак.
Слагал элегии, читал эклоги.
И больше чем портрет, любил пейзаж,
Исполненный по осени с натуры,
В том городе, где небо – как витраж
Среди возвышенной архитектуры.
И звонницы одетые в леса,
И древние постройки на обрыве,
И жителей тревожные глаза —
Глядят мне вслед в обратной перспективе.
3
В том городе подземная река,
Как скрытая от смертных Гиппокрена,
Ещё выносит в мир из родника
Потоки из эпохи плейстоцена…
Но дальше – осторожней! Перебор
Грозит потерей сна, как части речи,
И памяти, что сводит кругозор
К отрезку времени и месту встречи.
Труды и дни! Наивный Гесиод
Не разгадал в Божественной картине
Простой круговорот проточных
Как следствие, влекомое к причине.
И нет уже ни города, ни той
Мелодии, что рождена до слова.
И снится нам тот город золотой
Под мягкий баритон Гребенщикова.
Расплывчато, но верно. Городов
Пределы, словно небеса святыми,
Как воздухом, до самых облаков,
Пронизаны мечтами золотыми.
И в окнах золотой вечерний снег
Горит, как свет во тьме пирамидальной.
И город как спасительный ковчег
Подходит к лирике исповедальной.
3.2006
Последний островок
Последний островок весеннего снежка…
И всё! И мишура слетает понемногу.
Как выйду погулять, встречаю старика,
Что всякий раз один выходит на дорогу
И бродит день-деньской. И всякий раз, когда
Я – созерцая даль – закуриваю нервно,
То мыслю, что одна заветная звезда
Горит светлее дня в его душе, наверно.
3.2007
Костёр
Что было, то было. Костёр на поляне
В глубоком распадке с просветом в простор,
С прострелом для эха и речкой в тумане,
И невыразимая линия гор!
Вдруг вспыхнут, как в юности, жаркие споры
Поддатых геологов и работяг
Про эти же самые реки и горы!
И песня звучит про таких же бродяг.
И крепким словечком крутого расклада
Прокатится эхо из дальних полей
О том, как пропала вторая бригада.
Опомнись, романтик! Вернись, дуралей!
Но вместо ответа, как вызов по «скорой»,
Поход за мадерой в большое село.
И словно с распутинскою Матёрой
Прощанье с эпохой, и вновь на крыло!
Чтоб с неба взглянуть на великие реки,
На синий, подёрнутый дымкой простор
И вдруг осознать, что остался навеки
Костёр на поляне. Запомни! Костёр!
3.2007
Сухой апрель
Простите ж мне соблазны и грехи…
А. С. Пушкин
Конец апреля. В городе от пыли
Першит в гортани. Траурные дроги.
Так сухо, словно плакальщиц забыли,
Чтоб окропить российские дороги.
Видать, перебороли слёзы верой.
Молчать! Молчать… И нет вернее слова,
Раз проводы закончились премьерой.
В сокуровском прочтенье «Годунова».
25.4.2007
Затменная звезда
Задумчивое время на холстах
Художников эпохи вертограда!
Что в ягодных, что в ленинских местах —
От Красноярска до Калининграда —
Классические серые тона!
И ветрено, и холодно. В просторе —
Эпохой упоённая страна!
И жители, как витязи, в дозоре,
Вдыхают на морозе алкоголь, —
И на дворе, и в жилах – ровно сорок! —
Когда звезда по имени Алголь,
Меняя блеск, выходит на просёлок
И застит путь. Читай, наверняка
Летит во тьму. И глаз теодолита
Садится на маршруте старика —
От моря до разбитого корыта.
Как жаль, что нам всего не уберечь!
И мы росли среди картин и книжек…
И золотую рожь в родную речь
Вписал навек великий передвижник,
И смотрят в мир с классических холстов
Родные реки, нивы, горы, топи…
И в колорите царствует Серов
И с моря приближается к Европе.
Далёкое и близкое! Во мгле
Не блеск лучей, а выбор точки взгляда.
Я говорю о людях на земле!
Эпохам нашей жалости не надо.