Доспехи из чешуи дракона
Шрифт:
– Пес задери…это ж сохатка! Вот принесла же нелегкая…– проворчал Мосо, покинув строй и направляясь к амбару. – Эй, преподобный, держи ворота, а с этой тварью я уж как-нибудь сам разберусь!
Отец Патриун услышал, кивнул, но не поспешил вставать с насиженного бочонка. Возле ворот не было пока так уж много работы. Вместо того чтобы выбить шатавшуюся левую створку или раскидать завал, возникший на месте правой, глупые, разъяренные чудища упорно пытались протиснуться в узенькую щелку. Проникнуть внутрь у них получалось лишь по одному, и как только с внутренней стороны укрепления появлялась скалящаяся рожа очередного урода, на нее сразу накидывались наемники Лотара. Одним словом, пока дикари успешно справлялись с работой, их новый командир спокойно восседал на бочонке и, щурясь, наблюдал, как Мосо бьется с необычным противником. Не торопился примкнуть к защитникам ворот и Семиун, руководствовавшийся
Рогатая девица, умевшая не только кокетливо хлопать ресницами, но и говорить, явно испытывала уважение к грузным телесам старшего рыцаря. Она не заставила его карабкаться на крышу амбара, а сама спрыгнула вниз, продемонстрировав завидную ловкость и упругость своего необычного тела. Кроме рогов, можно было много чему подивиться, глядя на совсем не страшное, а весьма причудливое и даже забавное творение природы. Девчушка была совершенно голой, но на бедрах и довольно симпатичной груди росли розовые волоски густой шерсти. Стройные ноги заканчивались миниатюрными копытцами, настолько тонкими, что Семиун подивился, как девица умудрялась ходить да еще так замечательно прыгать. На узеньких, длинных пальчиках не было ни уродливых когтей, ни каких-либо еще костяных наростов, но зато они блестели и переливались в ночи ярко-зеленым цветом. Чуть пониже спины из зарослей розовой шерсти произрастал тоненький, но длинный и очень подвижный хвостик с желтой кисточкой на конце. Быстро пританцовывая вокруг приблизившегося к ней рыцаря, комичное творение, названное сохаткой, то ударяло желтой кисточкой о землю, то выделывало гибким хвостиком в воздухе причудливые фигуры, то вытягивало его в струнку. Она ни на секунду не закрывала маленький, но очень языкастый ротик. Она подтрунивала над Мосо, высмеивая его грузные, неповоротливые телеса, сочувственно качала рогами, призывно виляла мохнатыми бедрами, уверяя тщетно пытавшегося раздробить ее маленькую головку булавой рыцаря, что толстяки ее слабость, а поскольку он из всех виданных ею толстяков самый упитанный, то их ожидает прекрасное совместное будущее.
На самом деле, рыцарь не был неуклюжим, и лишний вес нисколько не обременял его движений. Он постоянно нападал на рогатое создание, которое язык не поворачивался назвать тварью, и, ловко орудуя тяжелой булавой, наносил быстрые и меткие удары. Да вот только дамочка обладала неимоверно хорошей реакцией, а ее гибкое тело извивалось, подобно змее. Каждый раз булава пролетала мимо, едва не задевая вертлявое тело и маленькую головку на нем. Однако в бою это «чуть-чуть» означало многое, нельзя чуть-чуть убить иль ранить, тот, кто чуть-чуть не попал, просто-напросто промахнулся. В седьмой раз занеся булаву над головой, Мосо изменил тактику и внезапно ударил щитом. Не ожидавшая такого обмана шалунья сама не поняла, как оказалась на земле. Тяжелая булава понеслась вниз, прямо к ее голове, и только чудо помогло ей вывернуться. Грозное оружие пролетело мимо и вонзилось в землю, отломив по пути треть ветвистого рога. Девица заверещала противненьким голоском, вскочила на тонкие копытца и стала носиться кругами, быстро хлеща обидчика по груди и рукам длинным хвостом. Рыцарь заржал, подобно коню, вид разъяренной противницы явно доставил ему удовольствие.
– Вот, значит, как?! Я к нему с открытой душой, чуть в чуйствах своих девичьих не призналась, а этот мужлан потешаться изволил да красоту мою портить! – верещала девица, стараясь попасть желтой кисточкой на кончике хвоста по незащищенной доспехами голове или шее противника.
Мосо не вступал в разговор, не реагировал на болтовню рогатой красавицы. Верещунья специально отвлекала его, а тем временем пыталась зайти сзади и резко сократить дистанцию. Рыцарь еще пару раз чуть не «осчастливил» булавой юркую противницу и уже считал себя победителем в схватке, как девица использовала неожиданный прием. Она вдруг упала на руки, сгруппировала в воздухе оторванное от земли тело, перевернулась и, как пружина, распрямилась, выбросив ноги прямо в лицо Мосо. Левое копыто оставило вмятину на прочной кирасе, удар откинул толстяка назад, но, по большому счету, не причинил вреда, в то время как правое копыто точно попало в цель. Раздался хруст, челюсть рыцаря треснула в нескольких местах, а на землю вперемешку с брызгами крови хлынул град осколков зубов. Нога сохатки попала в подбородок и, соскользнув с него, свезла щеку рыцаря, превратила ее в кровавое месиво со свисавшими по краям ошметками мяса и кожи. Мосо застыл с выпученными глазами и широко открытым ртом, который, наверное, уже и не закрылся бы. Надо было отдать ему должное. Он не застонал, не закричал от боли, не упал на колени и даже не выронил булаву со щитом.
Даже раненный, балансирующий на грани потери сознания рыцарь вызывал опасение у рогатой твари, поэтому она действовала наскоками: прыжком подскочила к пытавшемуся подняться на ноги противнику, оторвала с его щеки болтавшийся кусок плоти и быстро отскочила обратно. Семиуна чуть не стошнило, когда он увидел, что рогатая девица засунула эту пакость себе в рот и принялась, громко чавкая, жевать.
– Это ж свинина! – возмутилась девица, пережевав и выплюнув прямо в лоб делавшему упорные попытки встать на ноги рыцарю не понравившийся ей кусок. – Омерзительная, жирнейшая свинина, а я заказывала человечинку с кровью!
Семиун засмотрелся на поединок рыцаря с сохаткой и теперь не знал, сколько с его начала прошло времени, но вокруг многое изменилось, это не могло не ускользнуть от взора оцепеневшего юноши. Кое-где на стенах появились чудовища; зацепившись лапой за выступ, с крыши одного из домов свисало разрубленное пополам туловище оборотня; совсем рядом, у входа в амбар, корчился в предсмертной агонии рыцарь, кажется, его звали Квирт. Обезумевшие от ярости твари все-таки додумались разметать баррикаду у ворот, и теперь заметно расширившийся проход защищали лишь отец Патриун и двое уставших, еле державшихся на ногах наемников-дикарей. В отличие от Семиуна, все были при деле, и никто, никто не мог помочь барахтавшемуся в грязи Мосо подняться на ноги, разве что он…но для этого нужно было побороть продолжавшую издеваться над поверженным противником тварь.
Прикрывшись щитом, юноша кинулся на сохатку. Он не верил в успех собственной затеи, но по-другому не мог поступить. К тому же шансы на успешное завершение боя таяли с каждым мгновением, а значит, и жизнь его обесценилась фактически до ломаного гроша. С крыши упало еще одно изуродованное тело рыцаря, а в спину защитников стен ударили пятеро неимоверно прыгучих и быстрых кровососущих тварей, кажется, их называли вампирами.
Зарубить рогатую девицу со спины не удалось. Она ловко отскочила в сторону и ударила Семиуна хвостом по лицу. Юноша отпрянул назад и сам не понял, как и зачем ухватился зубами за пролетавшую мимо золотистую кисточку. Девица взвыла, закрутилась на месте юлой и запищала тоненьким, противненьким голоском, который бывает лишь у придворных жеманниц, когда в их миленькие головки приходит идея поиграть в необычайно образованных, культурных особ.
– Гаденыш, мерзавец, подлец! Да вы что, сговорились красоту мою портить?! – заверещала дама, через несколько секунд пришедшая в себя и бойко забарабанившая по щиту юноши копытами. – А ну, отдай! Плюнь, плюнь, я сказала!
До Семиуна вдруг дошло, что он до сих пор держит откушенную кисточку на крошечном кусочке хвоста в зубах. Ему вдруг стало не страшно, не противно, а неимоверно смешно. Пытаясь удержаться от приступа смеха, лекарь чересчур широко открыл рот, чересчур глубоко вдохнул воздух и случайно проглотил столь дорогой рогатой дамочке кусок шерсти и плоти.
Как бы ни хотелось, все равно бы не удалось описать выражение, застывшее на лице оскорбленной, плачущей со злости девицы. Она взревела и, как избалованный трехлетний малыш, у которого родители отняли любимую игрушку, накинулась на Семиуна с кулаками. К счастью, ее кулачки били намного слабее, чем острые копытца, поэтому щит разлетелся лишь на восьмом ударе. Пятившийся назад юноша уткнулся спиною в стену амбара. Ему некуда было больше отступать, и девятый удар должен был стать последним. Семиун понимал, что не успеет отразить несущийся ко лбу кулак мечом, и в душе, как истинный лекарь, порадовался, что смерть его будет безболезненной и быстрой. Однако Судьба решила немного продлить его пребывание на этом свете. Тело сохатки вдруг сложилось пополам, причем верхняя часть повалилась назад, а смертоносный кулак ушел в воздух, как бы грозя небесной выси за то, что сыграла с ней напоследок такую злую шутку. Пронзив насквозь живот, из покрытого розовой шерстью пупка торчал острый обломок позвоночника.
– Шпашибо, парен, тепериша квиты, – прошамкал незакрывающимся, беззубым ртом мерно раскачивающийся, едва державшийся на ногах рыцарь. – Вышивем, шелудок промой, не дело вшяку дрянь внутрь пихать!
Острая кромка его булавы была обагрена кровью. Не каждый удар со спины клеймит твое имя позором, в особенности если ты тем самым спас жизнь совсем незнакомому тебе человеку.
Семиун кинулся на помощь своему спасителю, но Мосо властным жестом руки остановил его благородный порыв.
– Иди, вше коншено, – несвязно пробормотали красные от крови губы рыцаря. – В амбар, шпеши в амбар, продершитешь до утра!