Доставка
Шрифт:
в Денвере, где двое учеников устроили массовое побоище, а потом застрелились сами) до
резни в кинотеатре, это преступники, чьи лица мы зачастую вспоминаем. Проект пытается
увековечить жертв, превознося их в виде героев картины, в публичных местах, чтобы все
могли их видеть. Величина проекта ошеломляет, когда художники традиционно портретируют
тех, кого убили в войне с наркотиками на Мексиканско-Американской границе. Их число
почти достигает сотни тысяч , их даже не возможно
идентификации жертв, нахождению их фотографий чтобы запечатлеть их в живописи. От
масштабов проекта у меня начинает кружиться голова.
Затем, в статье я вижу его. Я не могу быть уверенной в этом, но каким-то образом это
так. Снимок сделан под углом и со спины. Черные штаны, черная толстовка, рука держащая
банку. Что-то в том, как он держит плечи, я могу видеть профиль его лица. Я настойчиво
разглядываю размытую печатную копию фотографии не лучшего качества, что задумываюсь, не впала ли я в транс. Мне он нравиться еще больше из-за того что он этим занимается. Он -
загадка и я одержима им.
Утром в пятницу, когда я прохожу по коридору, ведущему в мой кабинет, я вижу его
стоящего у двери с большим холстом, завернутым в коричневую бумагу и перетянутым
веревкой. На нем его обычная одежда, джинсы и футболка. Сегодня он не надел шапочку и его
волосы собраны в пучок, в то время как бока аккуратно выбриты. Красивый кулон
нефритового камня весит у него на шее на кожаной веревке.
– Ты создаешь свои собственные ювелирные украшения?
– спрашиваю я, копаясь в
сумочке в поиске ключей от кабинета.
– Да, мэм, - говорит он и протягивает коричневую упаковку.
– Как ты так рано попал внутрь?
– спрашиваю я его, страшась ответа. Я постоянно
боюсь, что он сделает что-то, за что его выкинут отсюда, что я никогда больше его не увижу, и
что он сделает неправильный выбор и в конечном счете снова встанет на плохой путь. Это
такой тонкий баланс, пытаться подбадривать этих ребят. Я испытываю к Мози такие сильные
чувства, это воспламеняет эмоциональные искры в моей груди. Я хочу для него лучшего.
– Я вызвался добровольцем, чтобы перенести художественные принадлежности. Я
пришел сюда в семь. Педро и Амир пустили меня в здание. Я уже закончил подготовку
творческого пространства.
Я киваю ему головой, пока включаю свет и вешаю куртку.
– Ты могла бы носить кусочек нефрита, Лана, если, конечно, ты захочешь. Он подходит
к твоим глазам.
Я смотрю на него и чувствую слабость от его предложения и искренности.
– Зачем ты хотел меня увидеть?
– он удивлен, потому что я не придаю внимание его
предложению.
нет необходимости встречаться с ним взглядом.
– Я принес тебе картину, как и говорил. Это одна из новых. Я сделал ее специально для
тебя.
Я стою за своим столом и тупо смотрю на него. Никто никогда раньше не писал для
меня картины. Я так тронута, что не могу пошевелиться. Я не могу нормально двигаться. Я
даже не могу дышать рядом с ним. Мне хочется расплакаться от того, что он сделал что-то, думая обо мне.
– Давай посмотрим, - говорю я, мое лицо ничего не выражает. Я пытаюсь вспомнить
как мои родители реагировали, когда я или мой брат, будучи детьми, рисовали для них.
Правильно было бы встретить его подарок с гордостью и одобрением. А не обхватывать его
руками за шею и страстно целовать, так как мне хотелось это сделать.
Он срывает обертку с эмоциями, которые я не могу распознать, что это гнев или
волнение. Я передаю ему ножницы, и он перерезает веревку, и обертка падает.
– Это… я не знаю, как вы называете это на английском. Мы зовем это тунцом, как
рыбу, но на самом деле это фрукт.
Мне интересно - кто это мы. Является ли Мози сиротой, или же он часть огромной
мексиканской семьи?
– Колючая груша, - говорю я ощущая липкость слов на языке. Я борюсь с собой,
чтобы сдерживать эмоции в узде. Я чувствую давление на своем лице от веса зародившихся
слез, которые стремятся пролиться. - Это прекрасно, - говорю я и шмыгаю носом, чтобы не
всхлипнуть.
– Да?
– говорит Мози, его лицо озаряется светом.
– Кожица толстая и покрыта
шипами кактуса. Ты должен быть осторожен и надеть специальные перчатки, когда
выбираешь их, но даже так иногда ты можешь уколоться, и эти шипы чертовски больно ранят
и заставляют тебя кровоточить.
На картине кактус в пустыне, небо тяжелое от надвигающегося дождя. Растение
полностью расцвело и на нем много колючих груш. Груши в расцветке от зеленого, в цвет
ствола растения до шокирующе ярко фиолетового, как на переднем фоне картины. Если я
внимательно присмотрюсь, то увижу длинные серебряные волокна, блестящие на солнце. Но
это шипы, те, что заставляют кровоточить. Она простая и потрясающая, и уже так много
значит для меня.
– Картина выполнена аэрозольной краской?
– Да. Как и всегда, иногда я выполняю детали масляными красками. Но чаще всего я
пользуюсь аэрозолью.
– Ты уверен, что хочешь, чтобы она была у меня?
– Никто никогда не рисовал для