Достигаев и другие

Горький Максим

Г л а ф и р а. Видеть его дикую рожу не могу.

Д о н а т. Ты не гляди на рожу-то, а поесть - дай. Ты - послушай меня, не зря прошу! Позову его, ладно?

Г л а ф и р а. Твоё дело.

(Донат ушёл.)

Т а и с ь я. Вот, говоришь, Донат - хороший, а он - с обманщиком водится, с жуликом.

Г л а ф и р а (режет хлеб). Донату от этого плохо не будет.

Т я т и н (одет солдатом, голова гладко острижена, на плечах старенькая шинель). Шура - дома?

Г л а ф и р а. У себя. Калмыкова там...

Т я т и н (берёт кусок хлеба). Картинки

смотришь, Тая?

Т а и с ь я (смущённо улыбается, но говорит грубо, задорно). Чего только нет в книге этой, а, поди-ка, выдумано всё для забавы?

Т я т и н. А вот горы, Альпы, тоже, по-твоему, выдуманы?

Т а и с ь я. Ну, уж горы-то, сразу видно - придуманы. Вон - снег показан на них, значит - зима, а внизу - деревья в цвету, да и люди по-летнему одеты. Это - дурачок делал.

Т я т и н. Дурачка этого зовут- природа, а вы, церковники, дали ему имя - бог. (Глафире.) Яков придёт, так ты, тётя Глаша, пошли его ко мне, на чердак.

Т а и с ь я (глядя вслед ему, вздохнув). С виду - тихий, а на словах озорник. Бога дураком назвал - даже страшно слушать!

Г л а ф и р а. Нравится он тебе?

Т а и с ь я. Ничего. Хороший. С волосами-то красивее был. Хороший и без волос. И говорит обо всём очень понятно. (Вздохнула.) Только всё не так говорит.

Г л а ф и р а. Разговаривай с ним почаще, он тебя добру научит.

Т а и с ь я. Ну, я не дура, знаю, чему парни девок учат. У нас, в прошлом году, две послушницы научились - забеременели.

Г л а ф и р а. И тебе, девушка, этого не миновать. Любовь людям в корень дана.

Т а и с ь я. Про любовь-то в песнях вон как горько плачут. Побаловал да убежал, это не любовь, а собачья забава.

Г л а ф и р а. Характерец у тебя есть, ума бы немножко.

Т а и с ь я. Ума с меня хватит.

(Донат и Пропотей - в деревенской сермяге, в лаптях, подстригся, неотличим от простого мужика, угрюмо озирается.)

Д о н а т. Садись.

Т а и с ь я. Преобразился как! Фокусник.

П р о п о т е й. При девке этой не стану говорить, она игуменье наушница.

Т а и с ь я (озлилась). Я - не девка, жулик! И - не уйду! Выслушаю всё и скажу игуменье, скажу! Она тебе задаст...

Д о н а т. Ты, девушка, будь умницей,- уйди! И ты, Глаха...

Г л а ф и р а (строго). Идём, Таисья.

Т а и с ь я. А я - не хочу. Мне велено за всеми присматривать, всё слушать. Выгоните меня, - я ей скажу: выгнали, значит - секреты были против неё.

Д о н а т (ласково). Милая! Чихать нам на твою игуменью. Ты сообрази: люди - царя прогнали, не побоялись, а ты их игуменьей стращаешь, дурочка! Иди-ко...

Г л а ф и р а. Не дури. Ты - что? Для игуменьи живёшь?

Т а и с ь я. А - для кого? Ну, скажи? Вот и сама не знаешь.

(Лаптев в дверях.)

П р о п о т е й. Мала змея, а - ядовита.

Д о н а т. А вот и Яша! Ну - попал в свою минуту! Вот, человек этот...

Л а п т е в. Как будто я его знаю...

П р о п о т е й. Знать меня - не диво. Я, как пёс бездомный, семнадцать лет у людей под ногами верчусь...

Д

о н а т. Это - Пропотей...

Л а п т е в. Блаженный? Та-ак... Ловко, дядя, ты ерунду сочиняешь!..

П р о п о т е й. Это - не я. Это - один попик из пригорода, пьяница. Осипом звать. Гусевод - знаменитый...

Л а п т е в. Ну, наверно, и сам сочинял?..

П р о п о т е й. Сначала - сам, да не больно грамотен я. С голоса учился... стихам-то. В ночлежках, в монастырях...

Д о н а т. А чем раньше занимался, до блаженства?

Л а п т е в. До дурачества?

П р о п о т е й. Коновалом был. И отец у меня - коновал. Его во втором году харьковский губернатор засёк... выпороть велел, у отца на пятый день после того - жила в кишках лопнула, кровью истек. Я-то ещё раньше, года за три, во святые приспособился. Вот что... не знаю, как вас назвать?

Д о н а т. Люди.

Л а п т е в. Граждане.

П р о п о т е й. Вы - беды мне не сделаете?

Д о н а т. Ты - не сомневайся, рассказывай!

П р о п о т е й. Мне бродяга один, дьякон-расстрига, посоветовал: "Люди, говорит, глупы, к ним на боге подъезжать надобно, да понепонятнее, пострашней, они за это и кормить и поить легко будут". Ну... Оказалось верно: глупы люди, да так, что иной раз самому за них стыдно бывало. Да и жалко. Живёшь сыт, пьян, нос в табаке, копеечки в руке, а вокруг - беда! Когда брюхо полно, так всё - всё равно. (Говорит всё более густо и угрюмо.) Однакож всё-таки... совесть-то скорбит. Я всю Россию из края в край прошагал, и везде беда, эх какая! Льётся беда, как Волги вода, на тысячи вёрст по всей земле. Облик человечий с людей смывает. А я, значит, блаженствую, стращаю. Столкнёшься с кем поумнее, говоришь: что ж ты, мать твою... извините!

Л а п т е в. Ничего! Дуй, словеса знакомые.

П р о п о т е й. Привык с мужиками. Говаривал нередко: долго терпеть будете? Жги, дави всё вокруг! Теперь вот начинается что-то. И надоело мне блаженным быть.

Л а п т е в. Так.

Д о н а т. Стращал, стращал людей, да и сам испугался.

П р о п о т е й. Вроде этого. Хоша бояться мне как будто нечего, я битый козырь, на мне уж не сыграешь, они - хотят сыграть. Вот я к тебе... к вам пришёл. (Донату.) Меня сейчас очень привлекаете вы доверчивостью вашей к людям. Я на кирпичном заводе два раза беседу вашу слышал. И вас, товарищ, слышал на мельнице Троерукова, на суконной у Достигаева, в городском аду. Замечательно внятно говорите с народом. Ну, и господ слушал...

Л а п т е в. А они - как? Нравятся?

П р о п о т е й. Что скажешь? Конечно, может, и господам стыдно стало. Однако они свои сапоги на мои лапти не променяют.

Л а п т е в. Это - едва ли! Ну, а какое у тебя дело нам?

Д о н а т. Дело у него есть. Ну-ка прочитай...

П р о п о т е й (встал, согнулся, достаёт бумагу из-за онучи, развернул, читает нараспев и не глядя на бумажку).

Люди смятённые,

Дьяволовы пленные,

На вечные муки осуждённые!

Выслушайте слово,