Достигая Прозрения
Шрифт:
В последнее время талраки проигрывали все чаще и чаще. Им приходилось отступать с уже осушенных земель. Затянувшаяся война становилась образом жизни, а Рафхат хотел только одного – вернуться домой.
У него больше не получалось скрывать крамольные мысли, но он понял это, только когда получил приказ убить префекта округа Мурлюкаи. Попыток уничтожить главу сопротивления было не счесть, но пока все они терпели неудачу, и с задания не вернулся никто. Рафхат произнес официальное: "Во благо Талракеша, готов" и проклял тот день, когда планету Тильдор обнаружили и сочли это гниющее болото пригодным для колонизации.
Он знал, каким должен быть идеальный
Талракеш! Идеальный мир. Но, к сожалению, в нем так мало места. Они выбрались за пределы своей планеты, но единственным миром в пределах досягаемости, и хоть как-то пригодным для основания колонии оказался этот насквозь пропитанный водой ад, который никогда не приблизится к совершенству.
Да что хорошего в этом сочащемся гнилью Тильдоре? Рафхат был уверен, что здесь под землей находится неимоверно огромная лужа, в которой этот мир когда-нибудь и утонет. Вскипит метановыми пузырями и вонючими сероводородными испарениями и канет навеки в грязной болотной жиже. И как по нему, так хоть бы уже утонул! Еще до того, как талраки нашли эту убогую, совершенно не приспособленную для жизни планету. Будь она проклята всеми богами!
Рафхат задыхался. При падении истребителя его здорово потрепало. Тело талрака – жесткое и прочное, практически совершенное, как и все живое на Талракеше. Несколько ушибов и пара трещин его не беспокоили, но порвался гидрокостюм. А без него во влажной атмосфере Тильдора талраки долго не живут. Рафхат тянул, сколько мог, но костюм прямо на глазах превращался в лохмотья, которые немилосердно впивались в раздувшееся тело, давили на грудь, мешали дышать. А вязкий воздух Тильдора и без того с трудом вливался него.
Распухшие пальцы едва удерживали оружие, а скоро и вовсе придется его бросить. Талраку уже начинало казаться, что он стал частью этого болота, и хлюпающий хрип, вырывавшийся из легких, вторит сиплым крикам местных жаб.
Рафхат осторожно снял остатки гидрокостюма – от него теперь только лишние мучения. Чуть стрекоча от боли, он срезал последний, впившийся в тело кусок и осмотрел себя. Кожа напиталась влагой, стала мягкой и, не выдержав давления распухающих тканей, потрескалась. В ранах виднелась чуть розовая плоть. Беспрестанно сочившаяся влага затекала туда, и казалось, кто-то ворошит в ранах острыми иглами.
Но самое страшное, Талрак знал, что оставляет за собой запах. След, по которому его найдут. В начале пути эти выступившие капли впитывались в гидрокостюм, но теперь они падали прямо на землю, то есть, в ту мерзкую жижу, что чавкала под ногами.
Он давно уже не знал, куда и зачем бежит, ведь никто не ждал его обратно. По сути, ему вынесли смертельный приговор и привели в исполнение в тот момент, когда отдали приказ.
Рафхат исполнил свой долг. Он уничтожил цель. Префект мертв. А вместе с ним скоро умрет и все это жабье сопротивление. Хотя… Кто знает, ведь и ронги уже не те, что раньше. Долгие годы войны закалили и многому обучили их.
И он почти совершил чудо – вырвался из окружения. Вырвался! И вот он здесь, один, без гидрокостюма и хоть какой-нибудь надежды на будущее.
Оставалось лишь гадать, кто доберется
Ронг явственно различал тонкие оттенки запахов, доносившихся с разных сторон. Вот сладковатым потянуло слева – там должно быть небольшой сернистый гейзер. Эх! Броситься бы туда, нырнуть в самую глубину и упиваться негой, что дарят сероводородные испарения, забыв обо всем на свете. Но приходилось довольствоваться малым – с блаженством погружаться в теплую, чуть скользкую от кишащей в ней жизни, воду.
Прямо под ногой шмыгнуло что-то покрупнее. Голодный спазм сжал оба желудка ронга. И одно единственное желание завладело им – схватить хрустящего репинута и насладиться его сладкой, истекающей соком мякотью. Особенно вкусны молодые, у которых панцирь еще нежный, отдающий жгучей пряностью.
В тот же миг его рука, сама собой нырнула в воду. На несколько секунд зрение смешалось, словно свежие краски болота внезапно заволокло мутной пеленой, в которой мелькал извивающийся сегментарный хвост. И вот рука победоносно вынырнула с добычей.
В тихий болотный хор ворвался новый голос. Репинут пронзительно кричал. Он крутился и выворачивался, сегменты его хитинового панциря, вибрируя, терлись друг от друга, оттого и рождался переливчатый визг.
Этот звук нашел отклик в душе ронга. Люм торжествовал, забыв обо всем на свете. Он раскрыл грудные пластины, и из груди вырвалась песнь. Сколько мощи было в ее первобытных звуках! Столетия назад любая женщина отдалась бы ему за один только этот крик. Как жаль, что все меняется.
Он с хрустом откусил сразу половину репинута. Остатки добычи еще извивались в его руке, а желудок уже благодарил хозяина радостным урчаньем. Голод чуть утих, разум прояснился. Он стоял, наслаждаясь теплом, что разливалось по всему телу. А запахи стали явственней, словно проснувшийся внутри него охотник, куда лучше различал их.
К знакомым, таким родным запахам болота примешивались и чужие. Ненавистные. Талрак! Он рядом. Или был рядом.
Ронг сжал покрепче свой устаревший, но надежный и безотказный плазмолуч. Вторую руку он поднял повыше, вращая вокруг себя, и пошагал дальше. Зрительные рецепторы на руках – очень удобная штука. Он видел все вокруг. Но присутствие врага выдавал пока только запах. Запах и чуть пожухлые, примятые листья папоротника впереди.
Проклятые талраки! Само их существование – оскорбление любой жизни. И жизни этого мира – особенно. Все, чего бы не касались их презренные тела – умирало, постепенно, по капле теряя влагу. Даже здесь, в этом чудесном мире, они оставались жалкими песчаными червями, впитывающими, всасывающими, ворующими каждую каплю жизни, что встречалась на их пути.
Люм пошел дальше. С каждым шагом все явственнее чувствовался запах – едкий, кислый, словно удушающий. Теперь он не собьется со следа, даже если ослепнет.
Рафхат равнодушно смотрел, как прямо на глазах, едва заметно, но неумолимо расползаются края его ран. Он больше ни на что не надеялся. Скорее бы… Боль становилась невыносимой, и он хотел лишь, чтобы это закончилось. Рафхат не позволял сомнениям омрачить свои последние минуты. Он солдат, и он выполнил свой долг. Так умирать спокойнее… По крайней мере, больше не придется терзаться вопросами, на которые страшно получить ответ.