Достоевский: призраки, фобии, химеры (заметки читателя).
Шрифт:
Тогда это был лишь аргумент, подкрепляющий обращенную к царю просьбу о разрешении проживать в Петербурге. Но время шло, излечения не предвиделось, и в бумагах Достоевского появилась запись, свидетельствующая о том, что страх перед ожидавшем его будущим не покидал его: 16 февраля 1870 года, в начале работы над «Бесами», когда эпилепсия особенно сильно напоминала ему о себе, в его воображении возникает такой автобиографический сюжет: «Великолепная мысль. Иметь в виду. Идея романа. Романист (писатель). В старости, а главное от припадков, впал в отупение способностей и затем в нищету. Сознавая свои недостатки, предпочитает перестать писать и принимает на бедность».
Этот сюжет не реализовался
Однако Всевышний милосердно избавил писателя от этой скорбной участи.
(Сходство «Дневника писателя» с «Записками сумасшедшего» Гоголя отмечалось современниками Достоевского еще при появлении первых глав этого пестрого сочинения в «Гражданине», — см., например, заметку Л. Панютина в «Голосе» от 14 января 1873 г. Как бы в ответ на это сопоставление Достоевский в очередной главе, опубликованной в «Гражданине» 21 мая 1873 г., то ли в шутку, то ли всерьез сам уподобляет себя Поприщину.)
P.S. Первоначально я назвал этот раздел «История болезни», но потом, просматривая необъятную библиографию публикаций, имеющих отношение к жизни и трудам Достоевского, я обнаружил в журнале «Клиническая медицина» двадцатилетней давности статью А. Е. Горбулина «К истории болезни Ф.М. Достоевского» (1986, № 12). Это оказалась небольшая заметка клинициста-пульмонолога, посвященная различным легочным заболеваниям писателя, одно из которых и стало непосредственной причиной его смерти.
Что касается эпилепсии, то этот врач рассматривал ее лишь как один из факторов, оказывавших влияние только на физическое состояние больного, и его представления о количестве припадков, терзавших душу и мозг Достоевского, оказались крайне поверхностными, а иногда и ошибочными: так, например, он сообщает, что к выходу «Братьев Карамазовых», т. е. к 1880 г., Достоевского уже три года не мучили припадки эпилепсии и делает вывод о спонтанном улучшении в течении заболевания, в то время как только отмеченных в разных записях в 1880 г. было шесть припадков, из которых три было очень сильных — в том числе случившийся 20 февраля, после того как Достоевский узнал о покушении Млодецкого на Лорис-Меликова. Однако даже этот припадок не помешал ему на удивление многих отправиться лично созерцать казнь Млодецкого 22 февраля. А один из сильнейших припадков, последствия которого продолжались целую неделю, был отмечен писателем 6 ноября, т. е. менее чем за три месяца до кончины. И по поводу этого припадка сам Достоевский отмечает, что с годами припадки действуют все сильнее. Какое уж тут «спонтанное улучшение»!
Тем не менее, слова «история болезни» применительно к Достоевскому прозвучали относительно недавно, и мне не захотелось их повторять. И после непродолжительных раздумий я решил обратиться к более архаическому наименованию того же самого медицинского документа — «скорбный лист» (по В. Далю — краткие заметки о болезни и ходе ее), что, может быть, судя по приведенному в начале этого раздела изречению В. Короленко, даже в большей степени соответствует его содержанию.
В
II. Моя маленькая эпистолярная
«достоевскиана»
Светлой памяти Венедикта Васильевича
Ерофеева, открывшего этот путь
проникновения в сущность личности.
Какое наслаждение уважать людей!
Федор Михайлович Достоевский не относится к гениальным мастерам эпистолярного жанра, каковыми в русской литературе безусловно были Пушкин, Чехов, Герцен и Лев Толстой. Более того, он вообще не любил писать письма, в чем однажды признался своему корреспонденту, объясняя задержку ответа: «Вторая [после нездоровья] причина [этой задержки] — мое страшное, непобедимое, невозможное отвращение писать письма. Сам люблю получать письма, но писать самому письма считаю почти невозможным и даже нелепым: я не умею положительно высказываться в письме. Напишешь иное письмо, и вдруг вам присылают мнение или возражение на такие мысли, будто бы мною в нем написанные, о которых я никогда и думать не мог. И если я попаду в ад, то мне, конечно, присуждено будет за грехи мои писать по десятку писем в день, не меньше» (В. В. Михайлову. 16.03.1878. Петербург).
Основными темами переписки Достоевского являются денежные дела (займы, долги, проигрыши, наследства и их дележ и т. п.). С ними переплетаются дела издательские (комплектование периодических изданий, к которым он был причастен, корректуры, сроки выхода и т. п.). В переписке с женой доминируют семейные детали и подробности, забота о детях, сообщения о своем здоровье и психическом состоянии и опять-таки материальные дела, от которых не было куда деться. И лишь иногда в его письмах немногословно отражаются времена, места пребывания, люди, встреченные в путешествиях, преимущественно за границей, впечатления и прочая лирика.
Некоторые из таких, как правило, кратких «лирических» отступлений от конкретных житейских дел и забот и вошли в эту подборку, в которую включено также несколько фрагментов идеологического и, может быть, даже в определенной степени политического и философского характера. В большинстве своем эти материалы в комментариях не нуждаются, тем более что их автор в цитированном выше отрывке из письма В.В. Михайлову фактически предупредил возможных читателей его эпистолярного наследия о том, что зачастую написанное им дает превратное представление о тех мыслях, которые он хотел бы вложить в свой текст. Впрочем, судите сами.
«Париж прескучнейший город, и если б не было в нем очень много действительно слишком замечательных вещей, то, право, можно было бы умереть со скуки».
«Француз тих, честен, вежлив, но фальшив и деньги у него — всё. Идеала никакого. Не только убеждений, но даже размышлений не спрашивайте. Уровень общего образования низок до крайности».