Доверься мне
Шрифт:
– Вполне возможно, мои желания и слова не имеют для тебя какого бы то ни было значения, – остановилась и, чуть помедлив, выпалила: – Я не хочу, чтобы ты уходил из клиники.
Алексей рассмеялся, как ребёнок. Причём это был действительно искренний смех взахлёб. Сгрёб в охапку свою собеседницу и, прижав к себе, он сказал:
– Как же Дима предсказуем! Сначала сделает гадость человеку, потом его же просит разрулить ситуацию! Леночка, милая, ну зачем ты всю жизнь на это ведёшься? Ну как же вы, женщины, странно устроены! Почему своими влюблёнными глазами вы не видите ничего вокруг, кроме предмета своего обожания?! Он полжизни тебя использовал, потом бросил, а ты всё равно идёшь у него на поводу и просишь за
– Лёш, что ты такое говоришь?
Она рывком разомкнула объятья и слегка отстранилась, чтобы в полумраке разглядеть выражение его лица.
– Я говорю правду, Лен. Горькую, никому ненавистную правду. Ты всегда мнила его героем. Никогда сама не сомневалась и никому не давала сомневаться в том, что Дима твой – исключительный человек. Благодаря твоей вере он дорос до того уровня, на котором сейчас пребывает. Ты не видела, вернее, ты не хотела видеть, через скольких людей он переступил, чтобы соответствовать твоим представлениям о нём! И меня бы он давно под зад коленом пнул, будь у него в постоянном штате ещё один толковый хирург и… если бы… ты не относилась ко мне так, как относишься. Всё прозрачно, как божий день. Ты жила с манипулятором! Порадуйся же освобождению, а не пытайся ему помочь и, пожалуйста, не беги из города!
– По-моему, это гадко – так говорить о человеке, с которым ты столько лет дружишь, – Ленка поёжилась, обхватив себя руками.
– Почему?! Потому, что я говорю это тебе сейчас, когда вы расстались? Типа, поклёп? И почему я не сказал этого раньше, раз видел и знал? Да потому, что ты бы меня не стала слушать! Решила, что я пытаюсь разрушить твою любовь, твою жизнь! Да я просто берёг тебя! – он отдышался, прежде чем продолжить. – И себя берёг. Потому что, если бы ты решила, что разрушитель – это я, то последняя моя надежда на пребывание, хотя бы поодаль, но всё же не так далеко от тебя, умерла бы в одночасье. А я не хотел стать тебе совсем чужим. Всё надеялся, что ты сама поймёшь, что Дима не тот, за кого ты его принимаешь. И, не будь тебя рядом с ним, он бы уже давно не был моим «другом»… Только ты и связывала нас… понимаешь?!
Он остановился, запустил обе пятерни себе в волосы и полминуты сидел, наклонив голову. Потом резким движением поднялся с дивана и, направившись в сторону кухни, не оборачиваясь, спросил:
– Где у тебя коньяк? Я всё-таки выпью.
Ленку колотила мелкая дрожь – она сидела на диване и тряслась, как в лихорадке. Злилась на Алексея, была обескуражена, практически раздавлена тем, что он говорил. Его слова и их тон, казалось, просто не могут принадлежать этому человеку. Они вызвали в ней такой ступор, что просто не находилось сил произнести что-либо.
– В барном шкафу, справа под стойкой, – наконец, выдавила она.
Он зажёг на кухне полный свет, достал бутылку, взял со стойки пару коньячных бокалов и подошёл к дивану. Налив немного коньяку в переливающиеся на свету сосуды, один из них протянул Ленке, неотрывно смотрящей в пол. Алексей видел, что она дрожит.
– Лен, ты прости меня за резкость. Прорвало просто. Столько лет держался, что самому странно сейчас слышать то, что говорю. Сделай глоточек, нужно хоть немного успокоиться.
– Я же собиралась пить сок. Уже поздно, а мне с утра за руль, – произнесла она как-то отстранённо, но её рука потянулась к спиртному.
Ленка пристально посмотрела Алексею в глаза и залпом осушила бокал. Поморщившись от выпитого, она встала и направилась к холодильнику. Достав блюдце с маслинами, которые ею и Светкой остались практически не тронутыми, Ленка вернулась к дивану и протянула закуску Алексею.
– Лимона нет, не ждала сегодня гостей, употребляющих горючую жидкость. Вот это могу предложить, или, если хочешь, есть ещё мясная нарезка и рыба.
– Я не голоден, маслин будет достаточно, – сказав это, он взял одну. –
– Лёш, не говори загадками. Ты уже намекнул, что во время совместной жизни с Димой я плохо соображала, поверь, сейчас не лучше. Это ещё усугубилось алкоголем и неожиданностью открытия, что мой друг, то есть ты, считает, что я столько лет тупила, как идиотка.
– Я так не говорил.
– Так или по-другому, но смысл очевиден.
Ленка протянула свой пустой бокал, требуя добавки. Мужчина вопрошающе взглянул на неё:
– Ты уверена?
– Лей, давай, что уж теперь. Поеду позже. Просто без рюмки, боюсь, оставшуюся информацию мне не пережить. Итааак…. Я вся – внимание!
– Лен, мы не на спектакле, – со всей серьёзностью произнёс он и взял её за руку, приглашая сесть.
– Хорошо, я сяду, и ты расскажешь мне без декораций, чего же я, на твой взгляд, всю жизнь не замечала.
Ленка быстрым движением руки отправила в рот маслину. Коньяк подействовал успокаивающе, и она, немного расслабившись, плюхнулась на диван рядом с другом, которого ещё пять минут назад готова была пристрелить, будь у неё пистолет.
– Ну… – не зная, как начать, протянул он, – это не просто, Лен. Я… даже не совсем понимаю, как тебе это рассказывать, чтобы ты поняла. И не убила меня ненароком, – при этих словах грустная улыбка появилась на его лице, и он вздохнул. – Я Димку знаю дольше, чем ты, и, наверное, мой взгляд на те отношения, которые существовали в их семье, будет очень разниться с твоим. Но ещё со школы, когда мы были в средних классах, у Димы с его мамой началась какая-то непонятная война, – он остановился, поднес бокал к губам, сделал маленький глоток и после продолжил: – Ты ведь и сама знала, что Анна Тимофеевна, да будет ей земля пухом, была очень властной женщиной. И, если её муж однажды смирился с этим, то Димон всегда и во всём шёл наперекор. Я не помню ни одного случая, чтобы он согласился с ней хоть в чём-то. За это, кстати, она очень часто наказывала его. И ремнём ему доставалось не раз, и на горох коленками его ставили, и денег его лишали – это уже когда мы перестали быть детьми. То, что Димка пошёл по стопам отца, было прогнозируемо. Медицина ему и самому нравилась. Но, заметь, кардиологом он не стал, как настаивала Анна Тимофеевна. Короче говоря, если мама Диме говорила: «Надень белую рубашку!», Дима обязательно надевал чёрную, причём демонстративно. Но это хотя бы было безобидно. А когда мама начала Диме будущую жену подбирать, вот тут и началось самое печальное. В общем-то, были среди претенденток и хорошие девчонки – умницы, красавицы. Димон всех их доводил до белого каления и избавлялся при первом же удобном случае. Ему же искали не просто жену, барышня должна была быть уж если не из известной, то хотя бы из состоятельной семьи. Сама знаешь, фамилия Косьянов на слуху не только в медицинских кругах. Но Дима ведь решил, что по-маминому никогда не бывать и…
– И поэтому появилась я? – не дав Алексею закончить, тихо спросила Ленка. – Хорошо помню, как первые несколько лет Анна Тимофеевна ко мне относилась, – горько ухмыльнувшись, она продолжила: – Если бы не Николай Семёнович, она бы меня со свету ещё в первый год сжила. Но он как-то так твёрдо встал на мою защиту, да и Дима всегда на моей стороне был… – при этих словах Ленка запнулась. – А потом мы были так заняты, что мне даже думать об этом некогда было. А ещё позже показалось, она смирилась с тем, что Дима меня выбрал, и мы более-менее нормально общаться стали. Однажды она даже спросила, когда мы им внуков подарим.