Доверься мне
Шрифт:
— Джули? — Его глаза расширились в удивлении. Я не могла сказать, почему у него был виноватый взгляд, но от дурного предчувствия желудок мгновенно сжался. Возможно, не стоило так его преследовать. Не на такое приветствие я рассчитывала. — Что ты здесь делаешь? — В его глазах проблеснула дикая паранойя.
— Что я здесь делаю? — в упрекающем жесте вздернула подбородок. — Неделю назад меня отправили домой, помнишь? — Я старалась не дать гневу просочиться в мой голос, но в данной ситуации трудно было отличить гнев от изумления. Мне казался поразительным
— Точно, — кивнул Уокер, пряди его фальшивых волос развевались на ветру.
— Но что ты здесь делаешь? — вновь спросила я. Последнее, что я слышала, это то, что он в Италии, на Вилле, и, возможно, зависал с Софией на нудистском пляже. По крайней мере, я на это надеялась. Мне не понравилось, что он в Нью — Йорке, потому что в этом читался намёк, что, быть может, кое — кто ещё тоже здесь, но, как и Уокер, пытается спрятаться. Маскируется. И скрывается.
— Меня вызвали на шоу. — Размахивая когтями перед лицом, он спросил:
— Разве это не очевидно?
Я предположила, что он прав. Реальность обрушилась, как удар в живот. Рот наполнился кислотой.
— Да, — признала я, ощущая, как меня захлёстывает волна поражения. — Понятно.
Мы простояли там несколько безмолвных мгновений. Думаю, Уокер почувствовал разочарование в моём взгляде, потому что наклонился, чтобы встретиться с ним, и с большим участием, чем я бы ожидала от зверя, спросил:
— Ты ничего от него не слышала, не так ли?
Я пыталась проглотить комок, застрявший в горле. Не в силах поддерживать зрительный контакт, в страхе, что заплачу, опустила глаза вниз на грязный тротуар и покачала головой.
— Нет. Не слышала.
— Чёрт возьми, — прорычал Уокер. Я тут же поняла, как идеально он подходил для роли. От животного звука, сотрясавшего его грудь, мои волоски на теле встали дыбом. — Лео, — прошипел он так, словно его имя — ругательство.
— Всё в порядке, — отмахнулась, пожимая плечами.
— Нет, не в порядке. — Уокер в разочаровании дёрнулся. Он снял с плеча холщовую сумку, чтобы достать телефон, и передал его мне. — Напиши свой номер. Я разузнаю кое — что для тебя, и перезвоню сегодня, о’кей?
Во мне расцвела надежда. Я прикусила нижнюю губу и кивнула так быстро, что, уверена, была похожа на болванчика. Набрала номер на мобильном и вернула ему обратно.
— Спасибо, Уокер. Это правда очень много для меня значит.
Он дерзко улыбнулся и взял мою маленькую руку в свою огромную, затянутую в перчатку.
— Не за что.
Я надеялась на большее, но это всё, что он предложил.
— Мне нужно на репетицию, — наконец произнёс он, указывая большим пальцем за спину в ту сторону, где, как я знала, находилась актёрская студия.
— Да, конечно. — Я не хотела уходить, поскольку находиться рядом с Уокером, которого я едва знала, ощущалось, как быть рядом с Лео. Но, полагаю, его я тоже знала лишь отчасти. — Я рада, что встретила
— Я тоже, — улыбнулся под маской Уокер. — Береги себя, хорошо?
Невинная фраза казалась прощальной, и, хотя он обещал выяснить, что происходит с Лео, я не позволила себе цепляться за эту надежду.
Лео сказал, что ты не можешь полагаться на материальные вещи. Ну, я же в свою очередь сомневалась, что могу доверять людям.
Мне стало любопытно, можно ли вообще на что — то надеяться?
Глава 24
— Чёрт подери! — выкрикнул Йен, вцепившись в край матраса и содрогаясь всем телом. Он так сильно зарылся лицом в подушку, я боялась, что он задохнётся, если не будет осторожен. У меня уже имелся подобный приятный опыт.
Понизив тон, я вскипела:
— Ты можешь не дёргаться?
— Она почти закончила, — утешал Джошуа, его рука мягко лежала на обнажённом плече Йена. На спине Йена блестел пот, я взяла кинутое рядом полотенце и вытерла его.
— Он прав. Я заканчиваю. Но ты должен лежать смирно.
Когда я вновь включила иглу и вонзилась ею в его плоть, то услышала, как заскрежетали его зубы. Тело Йена напряглось, снова выступил пот, а его плечи затряслись так, словно он бился в агонии. Чтобы завершить изображение плёнки между его лопаток, было необходимо затенить небольшой участок, но, если бы он продолжил сопротивляться, мы бы закончили только к полуночи.
К счастью, Йен либо потерял сознание, либо отчаялся в попытках остановить меня, потому что замер, и я получила возможность быстро нанести финальные штрихи на его новую татуировку.
Идея достать мой набор татуировщика принадлежала мне, а Йен стал добровольцем. Не уверена, что это: желание вернуться к истокам, к тому лету, когда я рисовала на обнажённых мужчинах, или подсознательно я хотела причинить боль всему мужскому роду, но у Йена не возникло вопросов. Ну, поначалу не возникло. Но, как только в его кожу вонзилась игла, стал угрожать мне, и я поняла, что делала это не ради причинения страданий.
Потому что, когда дело дошло до этого, я испытала боль, увидев её в других людях.
Может, поэтому прошло уже три недели, а я так ничего и не слышала от Лео. Избегание — лучший способ оградиться от того факта, что ты причинил кому — то страдания. Наблюдать за тем, как Йен извивался под острием иглы, было нелегко, а это лишь дискомфорт на физическом уровне. Стать свидетелем эмоциональной боли, должно быть, ещё труднее.
Я предполагала, что именно поэтому пропал Лео, и Уокер так и не связался со мной.
Меня бросили во мраке. Наедине с вопросами, на которые никогда не смогу ответить. Оставили в одиночестве, чтобы в последующие недели, полных замешательства, я могла переживать те счастливые дни. Я оказалась наедине с собой. Только я. И мои мысли. У меня были лишь карандаш и бумага, чтобы справиться с этим. Или конкретно в этом случае — игла и кожа.