Доверься мне
Шрифт:
— Тогда отдыхай, — шепчу я. — Отдохни со мной. Позволь мне ненадолго побыть местом, где ты преклонишь голову.
Он не двигается, щекой прижимаясь к моей груди.
— Я не хочу твоей жалости.
Нет, он хочет подтверждения. Я поняла.
— Я тебя не жалею. Подобное делается для людей, которые небезразличны.
Хотелось бы мне найти правильные слова, лучший способ подарить комфорт, но поэт здесь Джон, а не я. Я могу лишь обнимать его и надеяться, что это поможет.
Скованность в его теле ослабевает,
— Я тебе небезразличен?
— Конечно. — Мои щеки заливает румянец. Мы так долго вцеплялись друг другу в глотки, что говорить о чувствах неловко. — Мне бы хотелось думать, что теперь мы друзья, правда?
— Друзья, — выдыхает он. Но когда я дергаюсь, совершенно смущенная отсутствием энтузиазма с его стороны, крепко удерживает меня. — Мы друзья, Стелла. Всегда ими были, даже если ты этого не осознавала.
Не упускаю упрек в его тоне, но это лишь заставляет меня улыбнуться.
— Тогда ладно.
— Ладно, — соглашается он.
Мы впадаем в неуверенное молчание. Я играю с его волосами, проводя по ним пальцами, и Джон медленно расслабляется рядом со мной. Приятно сознавать, что я помогла ему почувствовать себя хоть немного лучше. Но я не могу перестать думать о том состоянии, в котором застала его.
— Джон?
— М-м?
Теперь он расслаблен и мягок.
Ненавижу то, что могу это разрушить, но мне нужно задать вопрос.
— Сегодня вторник. — Он внезапно напрягается. От чувства вины покалывает шею. Я продолжаю гладить его волосы, боясь, что он отстранится. — Ты же видишься с доктором Аллен по вторникам?
Джон глубже зарывается лицом мне в шею.
— Я забыл.
— Джон…
— Клянусь, это так, — уже громче говорит он, своими длинными пальцами обхватывая мое бедро и крепко сжимая. — Знаю, это прозвучит как полное дерьмо, но я иногда забываю. Особенно, когда подавлен.
— Я тебе верю, — произношу тихо. — Но разве время подавленности не самое подходящее, чтобы вспомнить о консультации?
Не вижу его лица, но каким-то образом понимаю, что он хмурится. Чувствую в напряжении его шеи и том, как он сжимает руки.
— Предполагалось, что я буду писать списки, — рычит Джон напротив моей груди, потом коротко и безрадостно смеется. — Вроде как сложно это делать, если я забываю писать хреновы списки.
— Правда. — Я сдерживаю улыбку. — Знаешь, я могу помочь. Напоминать тебе…
— Нет, — прерывает он мягко, но резко. — Я не хочу этого от тебя, Кнопка. Не хочу, чтобы ты видела меня таким. Человеком, который нуждается в напоминаниях. Человеком, которого нужно чинить.
— Я не вижу тебя таким, — возражаю я.
На этот раз Джон успокаивает меня, медленно выводя круги на бедре.
— Я знаю, милая. Но есть некоторые вещи, которые мне нужно научиться делать самостоятельно. Пожалуйста.
Я вынуждена согласиться. Он прав, а гордость —
— Хорошо. Но, пожалуйста, пообещай мне, что позвонишь доктору Аллен.
Когда он отвечает, я чувствую его улыбку.
— Позвоню.
Он слегка толкает мою руку макушкой. Не так уж нежно. Но поскольку мне нравится играть с его шелковистыми волосами, я с радостью принимаюсь снова перебирать их пальцами.
Наконец, он тихо заговаривает.
— Киллиан так злился на меня. Когда я предпринял попытку. В смысле, я понимаю…
— Прости, — прерываю я резче, чем хотела, — но Киллиан может идти в жопу.
Плечи Джона вздрагивают.
— Господи, Стеллс, — просит он с хриплым смехом, — не сдерживайся.
— Знаю, что он твой друг. Но я серьезно. Он может идти прямо на хрен.
Я чувствую, как он улыбается, усиливая хватку.
— Это напугало его, Кнопка. Напугало всех. Я даже не представлял, насколько это изменит всех нас. До этого мы были как избалованные дети. А потом вдруг жизнь стала слишком реальной.
Я практически чувствую тяжесть этой перемены, лежащей на плечах Джона. Прижимаюсь губами к его макушке.
— Когда мне было пять лет, я выскочила на проезжую часть и чуть не попала под машину. Как только мама добралась до меня, шлепнула по заднице и накричала за то, что я вела себя неосторожно. Она испугалась до смерти и отреагировала, набросившись на меня. — Пальцами пробегаю по его волосам. — И я понимаю, почему твои друзья вели себя именно так. Но первоначальный страх давно прошел, Джон, и все же он все еще беспокоит тебя. Ты все еще пытаешься защитить их чувства.
Джон вздыхает.
— Дерьмо. Я знаю. Но не могу перестать.
— Потому что ты — наладчик.
— Едва ли.
— Именно так, — мягко настаиваю я. — Ты сглаживаешь углы, пытаясь заставить людей чувствовать себя лучше. И то, что ты делаешь это с налетом стеба, не означает, что это неправда.
Нежность смягчает его голос.
— Прямо как ты.
В этом мы похожи. Я так не думала, когда встретила его впервые, но теперь вижу. У нас разные подходы, но цель одна и та же.
Мои глаза медленно закрываются, но он снова заговаривает.
— Ты хорошо пахнешь.
Меня будит его замечание.
— Ладно.
— Что за тон? — спрашивает он изумленно.
Я пожимаю плечами.
— Приятный запах должен восприниматься как данность. Потому что в противном случае это значило бы, что я пахну плохо…
— Что могло бы стать проблемой, — печально добавляет он.
Толкаю его в плечо.
— Это все равно, как если бы я сказала: «Эй, Джон, посмотри, какой ты чистенький».
Он смеется и приподнимается, скользя носом по моей челюсти и заставляя счастливые мурашки пробегать по коже.