Довод Королей (Хроники Арции - 4)

Камша Вера Викторовна

Когда они с Рито подъехали к летней резиденции, девушке вновь стало страшно. Ей казалось, что на нее смотрят все, и это действительно было так, но причиной была красота Даро, которую волнение сделало еще ярче.

С монсигнором они столкнулись у самого входа на Террасу Нарциссов. Александр весело болтал с какими-то нобилями. Он, видимо, собирался уходить, потому что стоял лицом к двери. Увидев Рафаэля и Даро, герцог сразу же простился с собеседниками и подошел к ним.

– Хорошо, что пришли, - Эстре весело улыбнулся, никому бы и в голову не пришло, что речь идет о чем-то серьезном, - я говорил с королем, он берет Даро под свое покровительство. Ее Величество вынуждена сделать то же самое. Никого из наших "друзей" здесь нет. Они все осознали и ночью уехали в свои владения. К сожалению,

мне нужно идти, но здесь вам ничего не грозит.
– Александр слегка сжал прохладные пальчики Даро и ушел. А она осталась.

Было глупо держаться за брата, к которому подошел какой-то рыцарь с разговорами о соколиной охоте. Даро заметила стайку дам и девиц и попыталась к ним присоединиться, но не успела. Подошел король.

– Разрешите, сударыня, - Филипп протянул девушке руку, галантно обернутую плащом, и она, вспыхнув, на нее оперлась, немедленно попав под прицел доброй сотни все замечающих придворных глаз, - давайте погуляем по саду. Не возражаете?

Как бы она осмелилась возразить? Рука короля была твердой, Даро видела его красивый профиль, обрамленный золотистыми локонами. Филиппа называли "Пять ланов мужской красоты", и это не было преувеличением. Он слыл добрым и учтивым кавалером, но девушка отчего-то отчаянно трусила, хоть король на нее и не думал смотреть. Наконец они дошли до изящного мраморного мостика, повисшего над соединявшей два озера протокой. Наверху была беседка с низкими диванами. Филипп провел туда свою даму, Даро, замирая, опустилась на расшитые бабочками подушки, и только тогда король заговорил:

– Я все знаю. Мне очень жаль, что мои родственники повели себя столь неподобающе. В какой-то степени их может оправдать ваша красота, признаюсь, я никогда не видел столь совершенного лица.
– Даро вспыхнула, а король неожиданно мягко улыбнулся.
– Это не лесть, сударыня. Вы смутили сон всех мужчин моего королевства и заставили умирать от ревности всех женщин. Пока вы свободны, покоя в Арции не будет.

– Ваше Величество...
– Что можно сказать в ответ на такие слова? Ваше Величество, я не хотела...

– Глупая девочка, - Филипп коснулся щеки Даро, и она вздрогнула, - не бойся, я еще не обидел ни одну женщину, разве что своим невниманием... Ну, конечно же, глупая! Разве плохо быть красивой, молодой, обожаемой? Неужели тебе не нравится, когда тебе говорят о любви?

– Мне... Мне никто о любви не говорил.

– Мой пасынок, видимо, не в счет. Тем лучше, значит, я могу быть первым, - король улыбнулся своей знаменитой улыбкой.

– Ваше Величество... Это нельзя... Королева...

– Королева тоже моя подданная. Я не знаю слова "нельзя", а только "не хочу", - голос короля обрел властность.
– Тебе нравится кто-то из наших кавалеров? Скажи. Я его тебе подарю.

Даро молча хлопнула ресницами, но в уголках ее глаз стали подниматься слезы.

– Почему ты молчишь?

– Ваше Величество... Мне никто не нравится. Мне хорошо с моим братом... Мы друзья. Пожалуйста, не надо мне никого...

– Ты не представляешь, с какой радостью я выполняю эту твою просьбу. Никого не будет. Бедная, как же тебя напугали эти негодяи! Я понимаю Сандера, хоть он и железный. Он правильно сделал, что схватился за меч, я бы сделал то же. Ты не кокетка, и ты не виновата в том, что произошло. Теперь я в этом убедился.

– О, Ваше Величество, - Даро только сейчас поняла, как напугалась, так это была шутка? Вы меня проверяли?

– Можешь это считать шуткой, - согласился король, - пока. Но каждая шутка намекает о том, о чем всерьез говорить еще рано. Тебе восемнадцать, а мне всего тридцать три. Время терпит.

– Я могу идти?..

– Конечно, Дариоло. Какое все же у тебя красивое имя. Ты можешь идти куда хочешь и... можешь вернуться, когда хочешь.

Нэо Рамиэрль.

Синий огонь угас, открыв овальный провал в радужную бездну. Цвета сменяли друг друга в строгом порядке. Красный, оранжевый, желтый, зеленый, голубой, синий, фиолетовый и снова красный... Двое эльфов стояли на самом краю, не решаясь сделать шаг вперед. Игра красок пугала. Пугали и странные слова, сказанные в полубреду Норгэрелем. Сын Ларэна беспомощно поднял глаза

на родича, и это словно бы разбудило Романа. Будь что будет, но он шагнет вперед. В никуда. Как шагнула Герика. Он был уверен, что его путь оборвется на Алтаре Ангеса, но с тех пор прошло шестьсот пятьдесят лет, а он жив, выживет и сейчас. Разведчик улыбнулся.

– Норгэрель, возвращайся в дом и жди. А я должен идти.

– Я с тобой.

– Ты еще не совсем здоров, и потом, я не знаю, что там такое. Глупо рисковать двумя головами, если можно обойтись одной.

– Нельзя, - в голосе родича впервые за время их дружбы прорезались жесткие нотки, - обратной дороги может и не быть. Лучше идти вдвоем, чем поодиночке. Вдруг моя память пригодится и по ту сторону.

Роман с сомнением посмотрел в синие глаза. Что ж, в них обоих течет кровь Ларэна и Залиэли. Хватит считать Норгэреля слабым и младшим, когда-то он недооценил отца, не стоит повторять ошибок.

– Хорошо. Идем. Держись за меня. Мы не должны разнимать рук, что бы там ни оказалось...

Разноцветные волны поднимались и опадали. Роман ждал - цветом Адены был зеленый, цветом Ангеса - синий, эти две полосы бегут по радужному мосту рядом, и Роман сделал первый шаг, когда сквозь осеннюю желтизну начала прорастать весенняя зелень. Их окружило жаркое желто-зеленое марево, в ушах раздался визг, который был бы нестерпимым, если бы не прорывающийся сквозь него птичий щебет. Ноги почувствовали опору, а впереди смутно забрезжило что-то похожее на костер в тумане, только туман был зеленым, а костер светил белым. Постепенно жар отступал, а соловьиные трели делались все громче. Роман опомнился первым и, больше не оглядываясь, помчался вперед, на странный белый огонь, таща за руку Норгэреля. Бежать было легко, словно их в спину подгонял прохладный весенний ветер, напоенный запахами цветов и трав. Цвет тумана постепенно менялся, желтизна исчезла, а с ней и визг, птичье пенье дразнило воспоминаниями о лесных полянах и поцелуях, белое пятно впереди приближалось, но очень, очень медленно, а потом в изумрудную летнюю зелень плеснули синевы, стало прохладнее, повеяло холодом горных ледников. Синева становилась все явственней, все яростней гнал их вперед ветер, ставший ледяным, хотя сами они отчего-то не мерзли.

Двое бежали к одинокому костру, не ведая ни времени, ни расстояния. Усталости они не чувствовали, но попутный ветер стал слабеть, в лицо подуло пронизывающим холодом, а сквозь синее сияние начали пробиваться фиолетовые лучи. Стало труднее дышать, ноги наливались тяжестью, глаза слепило. Синее еще боролось с лиловым, но Роман понимал, что это ненадолго. За синей полосой идет фиолетовая, это неизбежно. Как неизбежна их гибель от вязкого холода, если они не успеют добежать... Куда? Он не знал, но рвался вперед, как рвется к скале посредине бушующего моря уставшая птица. Встречный ветер крепчал, попутный слабел, холод делался нестерпимым, но они успели выскочить на что-то вроде площадки, окруженной легкой колоннадой с арками в виде переплетенных драконьих тел. Посредине площадки горел белый огонь, сверкающие искры уносились вверх, в непроглядную черноту, а в проемах, между колоннами, клубились фиолетовые тучи, от которых тянуло смертельной, тяжелой стужей.

Роман и Норгэрель, так и не разжавшие рук, не сговариваясь, встали спиной к огню. В лиловых клубах чудились то извивы змеиных колец, то когтистые лапы, то усеянные присосками щупальца, но самым неприятным был холод, становившийся все нестерпимее. Эльфы пятились к огню, но он не грел, а просто светил. Роман прижал к себе Норгэреля, пытаясь поделиться своим теплом, но понимал, что долго им не продержаться. Жаль, если их дорога окажется такой короткой, но, как говорится, лучше жалеть о том, что сделано, чем о Несделанном. А далеко-далеко мерцали две белые звездочки, одна была входом в мир Зимы, другая неизвестно чем. Их дорога лежала туда. Возвращение хуже смерти, это Рамиэрль понял, когда увидел, что у них есть шанс признать свое поражение и, пройдя по собственным следам, вновь и навсегда оказаться среди заснеженных елей. Будь что будет, но он пойдет вперед. А Норгэрель? И он тоже. Они - потомки Ларэна и должны сделать то, что не удалось ни Лунному королю, ни Эрасти. И сделают это!