Дождь идет над Сеной

Закович Борис Григорьевич

«Есть непонятная услада…»

Есть непонятная услада Недолговечности земной В осенней призрачности сада, В усталой нежности ночной. Прозрачный мир воспоминаний Знакомых улиц и аллей Душе измученной милей Ненужных будущих сияний. Так, тени прошлого, — в саду С тобой мы ночи коротаем; И, точно встретившись в аду, О жизни прежней вспоминаем. Петух предутренний поет, Поет петух… и на мгновенье Друг

мертвый друга узнает Сквозь вековечное забвенье… И день холодный настает.

«Я узнаю подчас на глубине…»

Р.Ю. Герра

Я узнаю подчас на глубине Слов человека буднично-печальных Какой-то отзвук слов первоначальных. Какой-то свет, мне памятный во сне, Какие-то, — как после сновидений, — Забытые, но близкие слова, Какие-то мне видимых явлений Источники заметные едва. Но узнавая слабыми глазами, Как на земле уныло и темно, Я возвратить холодными слезами Не пробую умершего давно.

«Последний гусь похаживал среди…»

Б. Божневу

Последний гусь похаживал среди Своих собратьев, розовых и спящих. Их лавочники с бляхой на груди Раскладывали так, что впереди Мотался клюв, почти не настоящий, А сзади — хвост пятнистый и живой Торчал над равнодушной головой: Он в знойный вечер людям предлагал Гусятины несвежие запасы И весел был (он собственного мяса Гусятиной ничуть не признавал И человека братом называл). А на седьмом, склонясь на подоконник, Крутил усы безумец-беззаконник, Что перистые тучи изучал, Добро и зло разумно различал. Он вдруг о чем-то загалдел прохожим, На крик безумца голосом похожим, А серый гусь не ведал ничего, И лавочники гладили его.

«Вражий стон за дымкой синеватой…»

К. Новосёлову

Вражий стон за дымкой синеватой Загудел картечью полевой. Выходили на поле солдаты Для страды, для жатвы боевой. И пойти равнинами родными, Сапогами травы шевеля. Закричали вороны над ними, Озирая бранные поля. А в тылу, за речкой синеватой Было тихо, в роще молодой. Выходили б осые девчата За холодной утренней водой. У колодца милого жалели, Утирали слезы рукавом, На ветру гадали, как умели, О солдатском деле боевом. И над всей, от края и до края Горемычной, ласковой страной, Пролетала песня боевая Белокрылой птицей неземной. 1944

«Есть о детях тайное сиянье…»

Есть о детях тайное сиянье, Иль память, скрытая для нас. Несовместимая с познаньем На землю обращенных глаз. Не помня ведомого детям, В них мы лишь смутно узнаем О сущем, но незримом свете, Сокрытом временем и сном. Чтоб

жить, мы лечимся забвеньем, Чтоб жить, мы тлением больны Но называя сновиденьем Все непохожее на сны. Мы сами в трудные мгновенья Познанья вещего полны И ужасаясь, раздвоеньем Своих сердец удивлены.

«Возвратившись ночью, однажды…»

Б. Поплавскому

Возвратившись ночью, однажды, Без надежд, без денег, без сил, «Что душа, любовь или жажда, Или холод? — так я спросил. Чем живу я, кого люблю я, За кого по ночам молюсь, Тяжкий грех за кого свершу я, Иль проснусь и к жизни вернусь?» Уж сказал я, то было ночью, В час, когда живые во сне, И картину души воочью Я увидел в пустом окне. Там, во тьме, серебрилось поле Облаков под белой луной, Без конца и без края, доколе Простирался холод ночной. Пустота, провал молчаливый, Как во мне, как на дне души, Где не радостно и не тоскливо, Просто холодно и ни души.

«С любителями слов “о добром и о вечном”…»

Л. Червинской

С любителями слов «о добром и о вечном» Случается и мне ночами толковать. Высокие слова, мне нужные, — конечно. А дома — тишина, железная кровать И пачка папирос, чтоб молча тосковать Чтоб ничего не знать, пока в рассвете млечном Не встанет день и, слышные едва, Не скажет он правдивые слова.

«На бой часов, гласящих — “никогда”…»

На бой часов, гласящих — «никогда», Мы отвечаем: «некогда, когда-то», Пока соблазн молчания и льда Не примирит живущего с утратой. Соблазны льда растут, как опыт дней, Который ночью явственен в молчаньи. И что нам рай, когда душе вольней Найти покой в двенадцатом звучаньи.

«Мы верим тьме, что в ней — начало света…»

Б. Поплавскому

Мы верим тьме, что в ней — начало света, Мы любим свет, где есть начало тьмы. Но что есть свет и что есть сумрак, мы Не обретем у времени ответа. Быть может, свет и сумрак есть одно Нам зримого невидимое дно?.. Ответа нет… Покуда длится время, Нам чуждо духов огненное племя.

«Зима, зима… Рождественские дни…»

А. Штейгеру

Зима, зима… Рождественские дни. Уж скоро мы сподобимся, надеюсь, Отпраздновать с друзьями иль одни, Под восковыми звездами, рассеясь, И позабыв о скучном, о дневном, Мы в эту ночь о чем-то (о родном, Но издавна потерянном) услышим, В потрескиваньи елочных огней, В молчаньи снега, спящего на крышах, В словах гитары… Но в который раз Мы слышим этот елочный рассказ?