Дождь идет над Сеной

Закович Борис Григорьевич

«В часы дороги, суеверно…»

Так суеверные приметы Согласны с чувствами души.

А. Пушкин

В часы дороги, суеверно Приметам веря путевым, Ночным гудкам, луне, неверно Белея, мчавшейся сквозь дым, Я думал, меря расстоянья, И дни их опытом пустым, Что нет наград в краю изгнанья Слезам, бесцельно пролитым. Что счастья нет… Ночная дума Была

правдивою: за днем Приходит день; вся жизнь угрюмо Летит, как тучи за окном. Я лишь того, в ночном гаданьи Колесной песни путевой Узнать не смог, что здесь в изгнаньи Я встречусь, милая, с тобой, Что буду ждать тебя, как прежде Я ждал другую в час ночной, И вновь узнаю плод надежды, — — Прощанья шепот ледяной.

«Мы шли домой, но вдруг сообразили…»

Н.Д. Татищеву

Мы шли домой, но вдруг сообразили, Что забрели как будто не туда… Места вокруг страшны и чужды были, А древний путь потерян навсегда. Но брат сказал, и я жене доверил Ночной рассказ покойного отца (Отца, который все пути измерил), Что в недрах тьмы есть радость без конца. «Поверь мне, брат! поверь, жена!» — «Поверим!» — Сказали трое голосом одним. И вот с тех пор мы бродим, плачем, верим, Зовем друг друга и пространства мерим, Ища наш дом под небом ледяным.

«Весь день, всю ночь в палате слышен плач…»

Весь день, всю ночь в палате слышен плач, Весь день, всю ночь в палате бродит врач. Усатый врач в палате бродит глухо, И громкий плач летит в глухое ухо. Усатый врач не может врачевать: У старика — резиновые руки. Здесь можно только маяться и звать, Ночному ветру возвращая звуки. Ночному ветру возвращая звук Бессвязных слов, на эту ночь похожий, Врача иного ожидая стук В ту дверь, куда мы все уходим лежа.

«Пахло кошатиной, скукой…»

Пахло кошатиной, скукой. Слышался дождь… Иногда В кране по-птичьи, но с мукой Тихо ворчала вода. Брезжило утро… По-вдовьи Выли заводы во мгле. Сон покидал изголовье, Будто жалел обо мне.

«Я шарил долго, скучно, деловито…»

Дорис А.

Я шарил долго, скучно, деловито, И наконец, за шкапом, у стены. Нашел огрызок хлеба, там забытый С какой-то осени или весны. Покрытый пылью и уже зеленый Он был тогда мой ужин и обед, Одновременно сладкий и соленый От соли той, которой в лавках нет. Я этот хлеб не разделил с тобою: Я жил один и тщетно ждал письма. Поев, я лег, чтоб слушать перебои Того, что сердцем ты зовешь сама.

«Для детищ нашей матери — Цереры…»

Для детищ нашей матери — Цереры Все вечное о земном отражено — И звездных пастбищ зыбкие размеры, И Стикс,

где нам забвенье суждено. И прав любовник, смертному лишь верный, Когда лишь смерть в нас будит сердца жар, Органа звук и ямба голос мерный И звезд осенних траурный пожар. Не выше ль звезд, кто тщится в жизни дикой Земную боль надеждой укротить? Не он ли сможет душу Эвридики Из темного Эреба возвратить?

«Между тем, как в окне розовее…»

Между тем, как в окне розовее Становилось от пенья Эола. Я читал по ночам Одиссеи Для скитальца родные глаголы Над высокими башнями Трои Столько лет так бесцельно сражаться Под высокими башнями Трои И не в силах с Нептуном расстаться, Он мечтал о последнем покое… По ночам над Парижем уснувшим Раздается чуть слышное пенье, — То серебряный месяц уснувший По ночам состязается в тленьи С Илионом, давно потонувшим.

«В окне — луна. Под нею — черный дом…»

В окне — луна. Под нею — черный дом. А там — волы. И страшно в доме том Стоять, жевать и бредить по ночам Еще живым, мясистым рогачам. В саду, меж тем, пред окружным судом Незрячий крот подземный строит дом И роет ход для бегства, и грызет Бетон, кирпич и синеватый лед. А тут — жильцы: на черепах чепцы И челюсти — как ржаные щипцы. И что ни клеть, на каждого жильца Зловещих дум запасы без конца.

«Мы играли в карты до утра…»

А. Гингеру

Мы играли в карты до утра, Даже ничего не проиграли, Только постарели да устали, Только поумнели со вчера И никто не видел, как домой Мы пошли пустынной слободою, Примирясь с усталостью, с зимой И с давно проигранной судьбою И как долго, долго на рассвет, Расставаясь, молча мы глядели, Точно жизни не было и нет, Точно жизнь пустой, минутный бред Перед сном, нас ждущим в самом деле.

«Наша фауна и флора…»

Наша фауна и флора, Зимний город, фонари, Карты, ночь, вино и скоро Отблеск мертвенной зари. Что же делать? Бога нету, Ну, помолимся Ему. Денег нету, Бога нету. Ну, поговорим об этом, Ну…

«Был он пьян и потому…»

Был он пьян и потому Резал правду лихо. Надзиратели к нему Подходили тихо. Вдруг напали под луной Разом — хвать за плечи, Чтоб затих трезвон больной. Незаконной речи. Раз по шее, два и три… Поминай уставы, Пьяных истин не твори. Истины — неправы! Правы ноги, сапоги, Пуговицы, дула. Ночь дослушала шаги И опять уснула.