Дождь Забвения

Рейнольдс Аластер

– А у тебя есть идеи получше? Что случилось у гостиницы? Почему там стало небезопасно?

– Не важно. Веди машину и не отвлекайся! – буркнула Верити, тряхнув головой.

– Этот мальчик с йо-йо… Дело в нем?

– Не говори ерунды!

– Ты внимательно следила за гостиницей после моего отъезда? – спросил Флойд у Греты.

– Конечно, я красила ногти и читала журналы. Чем еще было заняться?

– Заметила этого мальчишку?

– Да, – ответила она, подумав. – И мне тоже не понравилось его лицо.

С заднего сиденья Ожье заметила, как

Флойд внимательно посмотрел в зеркало заднего обзора, прежде чем свернуть на улицу Драгон. День клонился к закату, и на улицу уже наползало сумеречное уныние. Ожье с трудом верилось, что всего семь часов назад она уже заходила в офис частного детектива. Это могло случиться и неделю назад, судя по дистанции, отделявшей утреннюю Верити Ожье, уверенную, победно вышедшую из офиса с добычей в руках, от Верити нынешней. Подумать только, ведь уже казалось, что дело сделано, осталась тривиальная малость – вернуться к порталу.

Жалкая, самоуверенная дура.

Если бы Ожье стояла лицом к лицу с собой тогдашней, то отвесила бы пощечину и презрительно рассмеялась.

– Не вижу никаких подозрительных детишек, – отрапортовал Флойд.

– А как насчет хвоста с Набережной? – спросила женщина на переднем сиденье, говорившая с отчетливым немецким акцентом.

Флойд уже называл Ожье ее имя, мгновенно вылетевшее из головы при виде ребенка у входа в гостиницу.

– Я никого не вижу, – ответил Флойд. – Но бьюсь об заклад: кто-нибудь уж точно глазеет на меня.

– За тобой тоже следят? – спросила Ожье, придвинувшись.

– Я популярен, – ответил он, паркуя машину подле лавки мясника, торгующего кониной.

Верити уже видела ее утром. Фасад покрывала мозаика из белых, красных и черных плиток. Над исполненной в романском стиле фигурой вставшего на дыбы коня красовалась надпись: «Покупка лошадей».

– Флойд, это все как-то слишком быстро для меня, – сказала немка.

– Тебя утешит, если я скажу, что и у меня голова кругом? – спросил Флойд. – Потому мы и направляемся в мой офис: немножко поговорить и, быть может, разложить все по полочкам.

Немка посмотрела на Ожье с откровенным презрением:

– Она и в самом деле собирается ходить по улицам в таком виде?

– Она пойдет с нами наверх, вымоется и обсушится, – ответил Флойд. – Надеюсь, ты не станешь возражать, если она позаимствует кое-что из твоей одежды.

– Пусть берет все, что сможет надеть, – заявила немка, окинув насмешливым взглядом Ожье с ног до головы.

– Благодарю, – ответила Верити с натянутой улыбкой.

– Дамы, если хотите выцарапать друг дружке глаза, подождите, пока я не пропущу стаканчик виски. Ненавижу драки на пустой желудок.

– Флойд, заткнись! – посоветовала немка.

Он вышел из машины и обогнул ее, чтобы открыть Грете дверцу. Верити уже выбралась наружу и осмотрелась в поисках необычного и подозрительного. Но улица казалась сонной и безобидной. На ней даже слоняющийся без дела ребенок бросался бы в глаза.

– С тобой хотят поговорить. – Немка дотронулась до руки Флойда и указала на мясную лавку.

Ее владелец махал рукой за стеклом.

– Месье Госсе придется подождать, – ответил Флойд. – Он всегда или ворчит про квартплату, или многословно жалуется

на шум сверху.

Все трое зашли в подъезд. Поймавшая утром Ожье кабина поджидала, словно раскрытый железный капкан. Девушки с Флойдом зашли, он нажал кнопку. Дернувшись и заскрежетав, кабина полезла наверх.

– Флойд, я все еще жду объяснений, – сказала немка.

– Может, сперва следует вас представить, – проговорил Флойд с натужной галантностью. – Верити Ожье… Грета Ауэрбах. Уверен, вы без труда найдете общий язык. Примерно как волк с ягненком.

– Да уж, – пробормотала Верити.

Лифт остановился, Флойд шагнул на площадку и подождал, пока не выйдут девушки. Дал им знак стоять, а сам подошел к двери офиса, сделанной из толстого волнистого стекла, и внимательно осмотрел щель между ней и наличником над замком. Затем повернулся, прижимая палец к губам.

– Что-то не так, – прошептал он. – Утром, когда уходил, я прилепил волосок. Теперь его нет.

– Думаешь, кто-нибудь внутри? – спросила Ожье, невольно потянувшись к бедру, чтобы ощутить успокаивающую твердость пистолета.

Очень хотелось его вытащить – но лучше не усугублять свое положение, и без того незавидное.

– Подождите-ка. – Флойд очень осторожно повернул дверную ручку.

Та щелкнула, поддаваясь давлению. Дверь не двинулась – она была закрыта.

– Может, волосок сдуло сквозняком? – предположила Грета.

– Или кто-то открыл замок ключом и вошел, – выдвинул свою версию Флойд.

Неподалеку приоткрылась дверь. На ковер площадки легла мутная полоса дневного света. Из-за двери высунулась напудренная старушечья голова и сообщила по-французски:

– Месье Флойд? Думаю, вам лучше зайти ко мне.

– Мадам Парментье, не сейчас, – ответил он.

– Вам и в самом деле лучше зайти прямо сейчас, – проворчала старуха, затем отступила.

Дверь приоткрылась еще немного, и показался грозного вида здоровяк в брюках на подтяжках и с кочергой в руке.

– Кюстин! – воскликнул Флойд.

– Лучше послушай почтенную мадам, – посоветовал Кюстин, опуская кочергу. – В офис заходить небезопасно. Парни с Набережной глаз не спускают с этого дома, и время от времени кто-нибудь является проверить, не вернулся ли я в офис.

– Заходите же, – упрямо повторила мадам Парментье.

Флойд пожал плечами и шагнул первым.

Отделка комнат была совсем иной, чем в офисе детектива, и даже Ожье показалось, что она перенеслась лет на пятьдесят назад, в Париж начала столетия. Никаких уступок современности: ни радио, ни телефона, ни тем более телевизора. Даже стоящий под окном патефон выглядел так, будто его хватит инфаркт, если поставить иглу на что-нибудь современнее Дебюсси. Мебель обтянута темно-бордовым бархатом, изогнутые ножки и подлокотники позолочены. Над дверями в комнаты – пары скрещенных, будто церемониальные сабли, павлиньих перьев. С потолка свисает бронзовая птичья плетка, но непохоже, чтобы там когда-нибудь обитала птица. По комнате расставлено с дюжину допотопных керосиновых ламп с абажурами цветного стекла. Ни одна не зажжена, на безукоризненно белой стене от абажуров синие, зеленые, бирюзовые тени. Окна выходят на юг, и в них еще попадает последний свет уходящего дня.