Дожди на Ямайке
Шрифт:
– Уже. Назвать сейчас?
– Смотрите, дорогой Федер, смотрите! Это, конечно, пока не убийство, а так - увертюра к любовным играм. Лично я, должен признаться, подобного обращения с женщинами не одобряю, но поймите же и меня - я сражаюсь за свою жизнь, за свое дело, которое оказалось под угрозой, а в таких случаях применимы любые методы. Смотрите, они приковывают ей ноги. Эй, там! Раздвиньте ноги пошире. Чтоб впечатляло. Пусть расставят как можно шире, но не до боли. Боль мы ей сделаем по-другому. О-хо-хо!
Вера
– Эй, Федер, она так любит?
Второй мамут начал скидывать брюки.
– Что мы сидим?! Что мы сидим?!
– закричал Антон.
– Мы будем на все это смотреть?
– Ты что-то предлагаешь?
– Федер не отрывался от экрана, но выглядел спокойным. Правда, спокойствие было больше похоже на отрешенность.
– Да что тут можно еще предложить?! Поднять всех ребят, врезать им так, чтобы... так, чтобы...
Федер ничего не ответил, просто перевел взгляд на Антона.
– Ну да, я понимаю, они как раз этого и добиваются. Но ведь есть же шанс? Хоть какой-то?
– в отчаянии спросил матшеф.
– Ты не у меня спрашивай, ты у своего интеллектора спроси, он тебе в точности все рассчитает. Как вот это, например, рассчитал.
– Он махнул рукой.
Вмешался Аугусто. Казалось, хоть это и невозможно было, что он слушает их, присутствует при их разговоре и терпеливо ждет своей очереди вставить веское слово.
– Вам, конечно, тяжело на все это смотреть, дорогой Федер, соболезнующим тоном сказал он.
– Я понимаю, вам хочется отвернуться. Но вы все-таки взгляните. Вера даже сможет менять позы во время коитусов, к сожалению, минимально менять, но все-таки.
Чтобы хоть как-то уменьшить боль в бедрах, Вера умудрилась повернуться почти на бок. "Зад что надо!" - немедленно прокомментировал огромный мамут. От этого ее правая рука неестественно выгнулась за спину. Пытка, настоящая жестокая пытка. И это было только ее началом. Обе кисти женщины, крепко схваченные хомутами, побагровели. Федер не узнавал лица своей возлюбленной, искаженного от боли - так родственники в первый момент не узнают утопленника. Ее крики разрывали сердце. Господи, подумал Федер, да когда же она потеряет сознание? И тут же догадался, что не сейчас, что ее специально чем-то напоили, чтобы не теряла сознание от боли, - и это значило, что она скоро умрет. Только вот как скоро?
Мамуты между тем принялись демонстрировать возможности изменения позы Федер и Антон зарычали от злобы при виде этого
– Ну все, точно, все кости ей переломали, ублюдки!
– сказал Федер.
А Антон, резко отвернувшись, спросил:
– Так, значит, ты не идешь?
– Я ничем не могу ей помочь. Это безнадежно.
– Тогда пойду я. И выключи этот ужас, я уже смотреть не могу!
Федер отключил только звук и нахмурился. Он явно не знал, как успокоить эту истерику своего матшефа, и не понимал, как он сам не впадает в истерику.
– И как же ты собираешься ее освободить? Силой? Тут и вся наша команда ничего сделать не сможет.
– Я давно хотел тебе сказать. О, черт! Я вообще ничего тебе говорить не собирался, но постоянно в мыслях с тобой об этом говорил...
Время от времени они вскидывали взгляды на молчащий экран и в ужасе передергивались - Веру имели по полной программе сексуального садиста, только что на жизнь ее пока посягать не собирались.
– Ну-ну, дальше!
– Времени уже больше нет!
– Время есть, хоть до самого утра. Уж не думаешь ли ты...
– Да, я понимаю. Но смотреть на это... Послушай, Федер! Вся команда на выручку пойти, конечно, не может, даже интеллекторов спрашивать незачем...
– Да уж, вероятность успеха в данной ситуации ноль, можно и не спрашивать, - встрял дежурный интеллектор.
– Они там сейчас все настороже, вокруг дома Аугусто собрали лучшие силы. Они ждут как раз нападения. Могу дать полный...
– Отстань и замолчи! Вся команда пойти не может, и ты тоже пойти не можешь, я же ведь понимаю!
– Антон...
– Дай сказать! Ни все вместе не могут пойти, ни ты, ни я, потому что это верная гибель. Единственное в чем есть смысл - если пойду я один. Что я сейчас и сделаю. Я давно уже такие вещи просчитал.
– Не понимаю, - стараясь не глядеть на экран, сказал Федер.
– Почему ты, почему именно ты, и с чего бы это тебе в голову пришла идея пострадать за общество?
– Может, это и не самое главное, но так уж получилось, ты извини, я не хотел об этом вообще заикаться - Федер, прости, но... ну я не знаю, так уж получилось, но я твою Веру люблю.
– Что?
– Федер не поверил своим ушам.
Для Федера это прозвучало так, как если бы во время землетрясения ему вдруг напомнили, что он забыл закрыть форточку в рушащемся доме.