Дожди на Ямайке

Покровский Владимир Валерьевич

Огромный мамут беззвучно трахал разевающую рот женщину, с энтузиазмом вбивал ей между ног свою бетонную сваю.

– Ну все, некогда, - вскричал, вскакивая, Антон, - мне пора.

– Нет, подожди! Что ты хотел сказать и на что ты надеешься, милый?! Федер явно стал нервничать.

Так никогда и не поймет Федер, не примет того, что двигало его матшефом, его первым помощником. Даже в то, что Антон любил его Веру, до конца не поверит. И это недоумение не слишком будет мешать ему жить дальше. Так, одна из многих загадок мира, куда ты попал ненадолго и, по всей вероятности, по ошибке.

Потому что Антон не стал вдаваться в подробности объяснения в своих чувствах и разъяснения своих

поступков. Одно понял Федер из нескольких маловразумительных слов своего матшефа - Антон есть на данный момент единственный человек, который без ущерба для общего дела может попытаться спасти Веру. Потому что, даже если это ему и не удастся, люди Аугусто не смогут свалить вину на всех и потому всех покарать.

Как ни странно, только Антон имел хоть очень маленькие, но все-таки реальные шансы попасть незамеченным в дом Аугусто и вытащить Веру оттуда. Тут надо понять Антона, понять так, как, может быть, не понимали его интеллекторы, обязанные понимать его лучше всех. Тут надо понять его преклонение перед Федером и скрытое под ним тайное сопротивление, его безусловное приятие всего, что говорит Федер, и безусловное желание возражать всему, что тот ему говорит. И, наконец, Антоном двигало чувство, что он непременно когда-нибудь совершит настоящий подвиг. И хваленые коррект-куаферы преклонятся перед мужеством обыкновенного математика.

Именно поэтому в редкие минуты отдыха Антон насиловал интеллекторы, пытаясь понять, как можно проникнуть в дом Аугусто, пусть даже полностью мамутами заблокированный, с целью убить этого Аугусто. Он планировал этот шаг с той тщательностью, с какой взломщик планирует проникновение в охраняемый банк и, естественно, безопасный выход из него. Именно поэтому втайне от всех по расчетам и указаниям интеллектора Антон соорудил некое приспособление, которое назвал "иллюзиопроизводитель".

Эта штука представляла собой весьма жесткую конструкцию, надеваемую прямо на голое тело и сковывающую движения лучше всякого медицинского корсажа. Действуя под постоянным контролем одного или нескольких интеллекторов, этот прибор так искажал и преломлял падающий на него свет, что создавал у наблюдателя иллюзию какого-то совсем другого объекта, сходного с одетым в него человеком только габаритами. Мог иллюзиопроизводитель создавать даже иллюзию полной прозрачности, только для этого требовалось много "стрекоз" и контролирующих интеллекторов.

Почему подобные устройства, более грамотно и менее громоздко сделанные, не производились промышленным способом, почему даже куаферы, невидимость для которых чуть не повседневная необходимость, даже не подумали о чем-то более надежном, чем собственная психологическая невидимость, далеко не на всех животных действующая, - загадка и великая тайна. Неизвестно, кто изобрел иллюзиопроизводитель, в архивах сохранилось лишь самое общее изложение идеи. По всей видимости, это был побочный продукт какой-то совсем другой разработки, несомненно, куда более скучной - побочный и многие сотни лет никем не востребованный.

Помимо этого технического устройства, сделанного чуть ли не из обыкновенного любопытства, у Антона имелся и тщательно разработанный план проникновения в дом Аугусто, для чего там в нужных местах постоянно дежурили именно для этого предназначенные "стрекозы".

Антон, побывавший в куаферах лишь очень малое время и понявший, что куафером-исполнителем ему никогда не стать - реакция не та, интуиция и еще что-то, чего Антон определить то ли не мог, то ли не пытался, но без чего было просто бессмысленно выходить за пределы защищенной территории, очень быстро после этого попавший в первый десяток матшефов экстра-класса, не переставал втайне мечтать о полевом куаферстве.

Не имея возможности познать

тайны куаферского искусства в реальности, он скоро привык познавать их хорошо знакомым способом - с помощью интеллекторов. В часы досуга он моделировал различные ситуации, искал различные способы их разрешения, иногда, к огромной своей радости, находил их. Способы порой были совершенно уникальными, порой даже невозможными, но срабатывающими как надо. Антон постоянно тренировал свои рефлексы, которыми природа его обделила. Он понимал, конечно, что никогда не выйдет с настоящим заданием из защищенной зоны, полностью экипированный, полностью готовый к любой неожиданности, никогда не выйдет ни на отлов, ни на прочистку, ни на взятие проб в агрессивных биосредах - никогда никому даже и в голову не придет взять его на такое, потому что матшеф - мозг пробора, неизмеримо ценнее, чем целая исполнительская группа. Для него, конечно, подобные занятия с интеллектором были игрой, но игрой из тех, к которым прикипаешь куда прочнее, чем к собственной профессиональной деятельности.

– Ты с ума сошел!
– сказал Федер, попытавшийся задержать Антона.
– Ведь это мое личное горе, и мне бы надо идти, но я не могу вас всех подставить. Зачем, Антон?! У тебя нет ни единого шанса, ты погибнешь, причем напрасно. Это полный идиотизм, которого я от тебя не ожидал!

– Я жить не смогу, если останусь здесь, когда там такое с ней делают...

– При чем тут ты, я не понимаю?

– Нечего понимать, я люблю твою возлюбленную! Очень крепко она меня зацепила. На-это-же-невозможно-смотреть!

– Подожди!
– резко сказал Федер.
– У тебя что с ней было?

– Ничего у меня с ней не было! Даже словом не обмолвились никогда.

И он убежал.

Федер понял, что ему уже никогда не остановить этого обезумевшего парня, любившего, оказывается, Веру сильнее, чем он. Федер был уверен, что Антон не вернется, и втайне даже желал этого. Он сидел перед экраном и тупо, бесчувственно смотрел, как к ней пристраивается второй уалец, а Вера уже не кричит. Она не теряла сознания, лежала, выпучив глаза, до крови закусив верхнюю губу, напрягая все мускулы. А тощая, бугристая задница уальца все ерзала меж ее широко расставленных ног.

В Федере будто что-то заморозилось. Оставшись один, он еще некоторое время молча сидел и смотрел, как насилуют Веру. Одно и то же, в сущности, действие, устало думал он, одно и то же действие может быть и небесно прекрасным, и отвратительным до омерзения. И запредельная радость, и запредельная боль - странно. Наверное, этот тип сам никакого удовольствия не испытывает, разве можно от такого получать удовольствие?

Он сидел и смотрел, как насилуют женщину, которую он живой наверняка уже не увидит, женщину, которая была его возлюбленной, но к которой он порой бывал холоден и безразличен. А она не изменяла ему, хотя рядом был тоже сильно и так безнадежно любивший ее Антон, который пошел на верную смерть ради нее. Не простившись с ним, своим командиром. И, похоже, не простив.

Нет, это не ревность, сказал он себе. Это - простая человеческая трагедия.

– Выключи!
– сказал он интеллектору, не узнав собственного голоса. Держи их на контроле, сообщай о ее состоянии, а мне покажи Антона.

22

План Антона заключался в сложном использовании иллюзий и "мертвых зон". Поскольку и Аугусто располагал "стрекозами", предполагалось, что он, как и куаферы, в первую очередь покроет ими всю защищенную территорию, чтобы следить за передвижениями куаферов и фиксировать их разговоры. Интеллекторы не знали, насколько плотна эта сеть, но по приказу Антона за последнюю неделю ухитрились установить множество мертвых зон, в которых микрошпионы Аугусто ничего не фиксировали.