Доживем до понедельника
Шрифт:
Пышнотелая Черевичкина давно держала наготове полиэтиленовый мешочек с бутербродами. Не вынимая их оттуда, она отщипнула немножко.
– Вороне Главжиртрест послал кусочек сыра, - продекламировал Михейцев, большой энтузиаст нынешнего переполоха. Он вырвал у нее мешочек.
– Не жмотничай, тебе фигуру надо беречь…
Класс продолжал ходить ходуном.
По коридору шагал Илья Семенович Мельников, учитель истории, - это его мы видели, когда он входил в школу. Худощавый
Мельникова остановил шум за дверью девятого "В". Пришлось заглянуть: с нового учебного года он был здесь классным руководителем.
То, что он увидел, было настоящим ЧП: класс радостно сходил с ума; учительница, явно забывшись, стояла на стуле; кольцом окружали ее ребята, ни один не сидел за партой; все шесть плафонов на потолке угрожающе раскачивались; спасибо, что не все шесть - на полную амплитуду!
Мельников распахнул дверь и ждал не двигаясь. Просто глядел и вникал. Они застыли на местах. Мальчишки прекратили жевать конфискованные у Черевичкиной бутерброды.
Опустив голову, закрыв щеки и уши обеими руками, умирала от стыда и страха Наталья Сергеевна. Она даже со стула забыла слезть, до того оцепенела.
Мельников понял, что взрослых здесь не двое, как могло показаться, а он один.
Оглядываясь на него, ребята побрели к своим партам. Наталья Сергеевна, неловко натягивая подол, слезла со стула. Только теперь, когда все расступились, Мельников увидел ворону. Она, словно специально, чтобы обратить на себя его внимание, покинула ломоносовский портрет и села на шкаф для наглядных пособий. Многие прыснули.
– Илья Семенович, понимаете… - краснея, начала Наталья Сергеевна, - я давала на доске новую лексику, было все хорошо, тихо… И вдруг - летит… Я не выяснила, кто ее принес, или, может быть, она сама…
– Сама, сама, что за вопрос! Погреться, - насмешливо перебил Мельников, глянув на закрытые окна.
– А зачем передо мной оправдываться? Класс на редкость активен, у вас с ним полный контакт, всем весело, - зачем же я буду вмешиваться? Я не буду.
– Он повернулся и вышел.
В классе приглушенно засмеялись, потом притихли - кто затаил азартное любопытство (теперь-то что она будет делать?!), кто - сочувствие (зря мы ее подставили… все-таки совсем еще девчонка).
– А правда, что вы у него учились?
– спросил Генка, с интересом наблюдавший за ней. Ответа не последовало. Прикусив губу, постояла в растерянности Наталья Сергеевна и вдруг выбежала вслед за Мельниковым. Догнала его в пустом коридоре.
– Илья Семенович!
– Да?
– он остановился.
– Зачем вы так? Илья Семеныч? Да, я виновата, я не справляюсь еще… Но вы могли бы помочь…
– В чем же? Если вам нужна их любовь - тогда дело в шляпе: они, похоже, без ума от вас… А если авторитет…
– А вам теперь любовь не нужна?
Мельников усмехнулся.
– Любовь зла. Не позволяйте им садиться себе на голову, дистанцию держите, дистанцию! Чтобы не плакать
Почему у нее горят щеки под его взглядом? Почему она поворачивается, как солдатик, и почти бежит, чувствуя этот взгляд спиной?
В классе она, конечно, застала все то же бузотерство вокруг вороны. И - принялась держать дистанцию…
С такой холодной угрозой она им сказала: "Silence! Take your places" 1), что сели они сразу и молча уставились на нее с опасливым ожиданием. Она подошла к окну, открыла первую раму… Немного замешкалась, открывая вторую: шпингалет не поддавался.
– Выбросит!
– вслух догадалась Рита Черкасова.
– Вспугнуть бы… - прошептал мечтательно чернявый Михейцев.
Англичанка стояла спиной: надо было успеть, пока она не обернулась. И, прицелившись, Костя Батищев сильно и точно запустил в ворону тряпкой. Но слишком сильно и слишком точно - так, что даже ахнули: мокрая и оттого тяжелая тряпка накрыла птицу, сбила ее и только упростила учительнице дело. Она взяла этот трепыхающийся ком - и выкинула.
Стало очень тихо. Наталья Сергеевна захлопнула окно и стала быстро-быстро перебирать и перелистывать на столе свои записи…
– А мне мама говорила, что птичек убивать нехорошо, - меланхолически сказал переросток Сыромятников.
– Без суда и следствия, - добавил Михейцев.
Не очень послушной рукой Наташа стала выписывать на доске лексику к новому тексту. Но класс не унимался.
– Наталья Сергеевна, ведь четвертый же этаж! В тряпке! Зачем вы так, Наталья Сергеевна!
– волновались девочки.
Напрасно она пыталась вернуться к английскому, напрасно стучала по столу и повторяла:
– Stop talking! Silence, please! 2)– чужой язык раздражал их, пока не выяснили кое-чего на своем.
Генка, ни слова не говоря, сердито-серьезно следил за событиями. Зато острил, розовый от злости и возбуждения, его соперник Костя Батищев:
– Гражданская панихида объявляется открытой… Покойница отдала жизнь делу народного образования.
– Батищев, shut up! 3)– грозно сказала учительница.
– А может, не разбилась?
– предположил кто-то.
– Я сбегаю погляжу, можно, Наталья Сергеевна? Я мигом, - вызвался Сыромятников и уже встал и пошел.
– Я даже принести могу - живую или дохлую, хотите?
Наташа схватила его за рукав:
– Вернись!
– Ты не сюда, ты Илье Семеновичу принеси, - медленно, отчетливо произнесла Рита.
– Пусть он видит, какие жертвы для него делаются…
Это оскорбило Наталью Сергеевну до слез, она задохнулась и скомандовала на двух языках:
– Черкасова, go out! Выйди вон!
Рита дунула вверх, прогоняя падающую на глаза прядь, переглянулась с Костей и неторопливо, с улыбкой, ушла.
Сыромятников - вслед за ней.
– Интересно, за что вы ее?
– сузил глаза Костя.
– Ребятки, нам подменили учительницу! У нас была чудесная веселая девушка…