Дозоры слушают тишину
Шрифт:
Зубанов прошелся по канцелярии, поглядел в окно. Всезнающий старшина куда-то запропастился…
В дверь робко постучали.
— Да! — резко крикнул Зубанов.
Вошла Наташа в своем просторном ситцевом платье, с блуждающей кроткой улыбкой на подурневшем лице.
— Костя, я видела, как ты спустился с вышки, и решила зайти… Что там, у турков?
— Пустяки! Несколько идиотов били одного калеку.
— Это не может отразиться на границе?
— Не задавай глупых вопросов, — раздраженно ответил Зубанов.
— Может, ты позавтракаешь?
Наташа
— Ладно, сейчас.
Она вышла.
Зубанову стало жалко Наташу. Такую молодую, красивую завез на край света, и теперь она сидит без дела. А ведь кончила медицинский институт, и ее оставляли в Алма-Ате. Он любил Наташу и отдал бы все, чтобы она была счастлива и чтобы у нее благополучно родился ребенок, конечно, мальчик.
— Наташа, подожди! — крикнул он в окно и быстро вышел из канцелярии.
Но тут перед ним снова предстал Цыбуля:
— Товарищ лейтенант, позвонил Рыжков: турки нарушают границу!
Зубанов в два прыжка очутился у телефонного аппарата:
— Рыжков, что там у вас?
— Человек через КСП перешел, на левом фланге возле третьего камня.
— А что аскеры?
— Пропустили…
Грохот сапог сотрясал помещение. Замелькали фуражки и лица. Тревожная группа уже стояла перед Зубановым: сержант Ковригин, солдаты Свинцов и Гоберидзе. Словно из-под земли вырос Пятириков.
— Разрешите мне с ними идти? — попросил он.
— Иду я! — отрезал Зубанов. — Вы останетесь за меня.
И первым выбежал во двор. Мелькнуло лицо Наташи, испуганное, побледневшее. Вот и тропа. Ветер свистел в ушах. Если так бежать, у третьего камня можно быть минут через десять. Он лежал за околицей села, в двадцати шагах от границы. Там и нужно перехватить нарушителя.
Вот и камень. Зубанов с разбегу упал в траву. Острая колючка впилась в ладонь. Колотилось сердце. Справа и слева залегли сержант Ковригин, солдаты Свинцов и Гоберидзе. Где нарушитель?
Слегка дрожали силуэты далеких гор. Прямо перед глазами маячил пограничный столб. Вокруг — ни души.
Зубанов взглянул на ладонь, рваная царапина сочилась кровью.
— Во-он, во-он идет! — тревожно прошептал Ковригин.
По колхозной цитрусовой плантации шел человек, не прячась и не убегая.
И снова топот ног.
Зубанов испытывал никогда еще не приходившее к нему чувство боевого азарта. Вот он, нарушитель, в нескольких шагах от него! То, ради чего он учился и приехал сюда, на край земли, — сейчас случится. Человек шел своей дорогой, не оборачиваясь.
— Стой!
Человек остановился, повернулся к Зубанову и пошел навстречу ему. Он шел медленно и неуверенно, как лунатик.
— Прокаженный! — крикнул испуганно Гоберидзе.
Зубанов невольно попятился. Лицо человека напоминало морду льва — настолько его исказили лиловые бугры на лбу и висках. Да, это был прокаженный, и он шел навстречу Зубанову.
— Стой! Остановись! — крикнул он, все еще пятясь.
Отвращение и растерянность охватили Зубанова. Прокаженного, как и всякого
Прокаженный остановился тяжело дыша и что-то сказал, глухо и сипло.
— Что он говорит, Гоберидзе? — не оборачиваясь к солдату, нетерпеливо спросил Зубанов.
— Непонятно говорит… Не по-грузински говорит…
Судя по внешности, хотя и очень искаженной, это был турок или курд. На нем — ветхий пиджак, грязная рубаха, рваные штаны, шерстяные носки и кожаные остроносые туфли.
— А по-турецки вы умеете? — не теряя надежды, спросил Зубанов у Гоберидзе.
— По-турецки не умею…
Три пары глаз пограничников следили за командиром, ожидая приказания. Если б повстречаться с этим прокаженным один на один, без свидетелей! Никто не видел бы его растерянности. Но он встретился не один. И от этого было тяжелее вдвойне.
Незнакомец стал показывать знаками, что пришел с той, турецкой стороны и хочет идти сюда, в советское село. Он смотрел на пограничников покорно и эта покорность обезоруживала больше всего.
— Что будем делать? — спросил Зубанов, оборачиваясь к солдатам.
— Обыскать нужно и вести на заставу, — сказал Ковригин.
Это был тот самый Ковригин, у которого разболелись зубы и распухла щека. Зубанов только сейчас вспомнил об этом, мельком взглянув на него. Сержант повесил автомат на шею и шагнул вперед.
— Разрешите мне, товарищ лейтенант? — и добавил: — Может, у него оружие есть или еще что?.. Всякое бывает.
— Но вы же заразитесь! Утром я видел, как его били турки.
— А-а, не так страшен черт! — махнул рукой Ковригин. — Надо же кому-то…
Он сказал это так просто, что у Зубанова что-то дрогнуло в душе. А может быть, Ковригин считает, что он, лейтенант Зубанов, побоится сделать это сам? Считает его трусом?
— Разрешите? — повторил сержант.
Зубанов медлил. Если он разрешит, то не простит себе этого никогда… Он — командир, этим сказано все.
— Обыск произведу я, — сказал Зубанов как можно спокойнее.
Ковригин изумленно взглянул на него, поколебался с минуту и взял автомат наизготовку.
Все дальнейшее происходило для Зубанова будто во сне. Он жестами показал неизвестному, что нужно поднять руки и повернуться кругом. Подошел к нему сзади и ощупал его карманы. Оружия не было. Свести руки прокаженного за спиной и связать их Зубанов не осмелился. И без того, оглаживая карманы, он чувствовал себя так, будто дотрагивается до расплавленного металла. Ему хотелось зажмурить глаза, но он только задержал дыхание. Потом, отойдя на несколько шагов и отдышавшись, он приказал солдатам конвоировать задержанного, а сам пошел позади, с ужасом рассматривая свои ладони. Ему следовало бы вытереть капли холодного пота со лба, но он страшился прикоснуться руками к лицу и нес их перед собой на весу, как чужие.