Драгоценность, которая была нашей
Шрифт:
— Отчего же, я люблю янки.
— И я тоже.
— Вон там банка, — Морс показал на вестибюль, — Фонда борьбы с лейкемией. Похоже, в ней еще есть место.
— Сколько?
— Двадцать.
Передернув плечами, таксист подал Морсу две бумажки по десять фунтов.
— А где в северном Оксфорде? Какой адрес?
— Не помню.
— Тогда пусть будет двадцать пять.
— Где-то в конце Гамильтон-роуд, наверное, девяносто семь.
— Фамилия?
— Такая же, как у меня. Вот совпадение.
— Мне всегда нравились совпадении.
— Она позвонила и говорит, знаете, как они говорят: отвези этого типа в «Рэндольф».
— Хорошо! Спасибо! Всего хорошего
— Уильямс. Джек Уильямс.
Льюис подъехал и встал позади такси, как раз вовремя, чтобы увидеть, как Морс медленно — без особого желания? — засовывал две десятифунтовые бумажки и банку для сбора пожертвований. Льюис довольно улыбнулся. У Морса водились денежки — он это знал, но шеф никогда не демонстрировал щедрость на публике и уж конечно не в пабах. Увериться в неожиданной широте натуры главного инспектора было очень и очень утешительно. Так что Льюис понаблюдал за шефом, но ничего не сказал.
Глава двадцать вторая
Обязанности — это то, чего ожидают от других, а не то, что выполняют сами.
Льюис без особого труда нашел квартиру Кемпа в Черуэлл-Лодж, она располагалась на первом этаже трехэтажного здания, и только в ее окне, выходившем на улицу, в без четверти часа ночи горел свет. К тому времени Льюис уже показал Морсу желтый листочек, и Морс пришел от находки и такой восторг, что не стал ждать, пока они остановятся, и зажег свет в салоне во время движения. Он сложил листочек по сгибу и прятал его во внутренний карман, когда Льюис мягко затормозил у дома номер 6.
— Можно будет позвонить отсюда, так много проще, — предложил Морс, показав на владения Кемпа, — Нам понадобится женщина-полицейский, в участке должна быть, а?
Льюис кивнул.
— И врач, — продолжал Морс. — Ее врач, если только он не погрузился в сон или вино, да так, что его оттуда не вытащить.
Льюис снова кивнул:
— Вы совершенно правы, сэр. Чем больше, тем веселее, правда, когда доходит до этого? Это, наверное, единственное, что я ненавижу на работе, знаете, когда бывают несчастные случаи и так далее... и приходится сообщать родственникам и тому подобное.
Теперь наступил черед Морса кивнуть:
— Это всегда очень тяжело, верно, Льюис? Я тоже терпеть этого не могу, ты же знаешь.
— Да, сегодня нас по крайней мере двое, сэр.
— Пардон?
— Я сказал, сегодня по крайней мере нас двое...
— Ну, нет. Только ты, Льюис. Нам нельзя разбрасываться бесценными ресурсами в такое время.
— Вы хотите сказать, что вы не...
— Я? Я собираюсь сейчас навестить другого нашего свидетеля.
— Кого же?
— Это, Льюис, миссис Шейла Уильямс. Очень возможно, ей есть что рассказать нам, и очень важное. Вспомни, такси вызывала миссис Уильямс...
— Но она же будет в постели!
Ни одним движением брови Морс не показал и малейшего интереса к перспективе допросить соблазнительно сложенную и (скорее всего) не очень одетую женщину в столь неподходящее время.
— Ну, что же, придется разбудить ее, Льюис. Как ты совершенно верно выразился, наша работа связана с трудными и порой неприятными обязанностями.
Льюис не мог скрыть улыбки. Он никогда не мог объяснить самому себе, почему ему нравится работать с этим странным, нередко весьма несимпатичным, внешне лишенным юмора человеком.
— Может, мне подвезти вас, сэр?
— Нет, нет, Льюис! Мне полезно прогуляться.
— Как скажете...
— Э... только еще одна вещь, Льюис. О «ягуаре». Я оставил его на Сент-Джилсе. Да, по-моему, там. Если э...
Он подал ключ от своей машины, держа его большим и указательным пальцами правой руки, как будто какой-нибудь вонючий носовой платок. Потом вылез из машины.
Льюис смотрел, как он пошел вдоль Гамильтон-роуд, и старался догадаться, что происходит в голове Морса, как он находит ключи к разгадке непонятного, ключи, которые не удается подобрать никому другому, те проблески мотива, о которых никто и не подозревает, те ответы на вопросы, которые никто еще не успел начать задавать...
Открывая разболтанную калитку, ведущую к дому под номером 97, он предвкушал самую интересную встречу. Если больной диабетом нуждается в так называемом «балансе», а именно в инъекции человеческого инсулина для контроля за уровнем сахара в крови, то Морс в равной степени нуждался в умеренном эротическом возбудителе, что до недавнего времени он определял как достаточно здоровое либидо. В начале этой самой недели даже случилось следующее. Он остановился на бензоколонке заправиться и увидел там стенд с полупорнографическими журнальчиками, они лежали на самой верхней полке, над ежедневными газетами. Он освежил в памяти такие сравнительно знакомые названия, как «Только для мужчин», «Эскорт», «Валет», «Видео ХХХХ», и многие другие, соблазнявшие впечатлительных водителей обложками с изображенными на них женщинами в пикантных позах, с пышными грудями и сладострастной улыбкой. Не успел он перелистать один из них, как вошел констебль-детектив Ходжес (черт бы его побрал), подошел к газетному стенду и взял экземпляр «Дейли миррор» из большой стойки газет. Морс тут же выхватил из другой стопки номер «Таймс» и, пока стоял рядом с Ходжесом перед выходом из лавочки, прикрывался газетой, как рыцарь щитом с нарисованным на нем крестом.
— Хороший денек, сэр?
— Очень хороший.
Морсу показалось, что в тот момент и бесцветных глазах Ходжеса не промелькнуло ничего похожего на подозрение в отношении слабости Морса. Но даже Морс — особенно Морс! — иногда давал маху.
Глава двадцать третья
Однако приносить дурные вести —
Неблагодарный долг.
Льюис наблюдал, как за матовым стеклом в верхней половине парадной двери медленно вырисовывается неясный силуэт.
— Кто там? — Голос звучал напряженно.
— Полиция, миссис Кемп. Вы звонили...
— Ладно! Ладно! Вы не очень-то спешили... Теперь позвольте и мне не торопиться.
После долгого бренчания ключей в замках и позвякивания цепочки дверь наконец открылась, и Льюис с плохо скрытым удивлением посмотрел сверху вниз.
— Ради Бога! Вам что, не сказали, что я калека? — И прежде чем Льюис успел ответить: — А где женщина полицейский?