Драгоценность, которая была нашей
Шрифт:
— Садитесь, инспектор! Будете пить?
Шейла Уильямс сравнительно трезво и абсолютно респектабельно пила кофе.
— Что — кофе?
Шейла пожала плечами:
— Чего хотите. У меня есть почти все, что угодно, если вы понимаете, что я имею в виду.
— Я вообще-то пью мною.
— Я тоже.
— Послушайте, я понимаю, что сейчас поздно...
— Я никогда не ложусь раньше часа — в том случае, если одна!
Она безжалостно засмеялась над собой.
— У вас был
— Длинный, пьяный день, что верно, то верно. — Она сделала несколько глотков горячего кофе. — Где-то у Киплинга есть о человеке, утверждавшем, что он знает, почему у него сгнила душа, — это потому, что он больше не может пить. Вы это слышали?
Морс кивнул:
— «Любовь к женщинам».
— Верно! Один из величайших рассказов двадцатого столетия.
— Думаю, девятнадцатого, можете проверить.
— О Боже! Никак полисмен — филолог!
Она виновато посмотрела на стол, потом снова подняла глаза на Морса, который пояснил:
— Это был Малвани, правильно? «Когда не берет алкоголь, в человеке загнивает душа». Я это помню много-много лет.
— Боже! — прошептала Шейла.
Комната, в которой они сидели, была обставлена со вкусом, особенно украшали ее несколько очень добротных предметов и любопытных и необычных репродукций голландцев семнадцатого века. У нее недурной вкус, подумал Морс, и чувствуется женщина — на диванчике рядом с хозяйкой сидит большой игрушечный мишка, весь разукрашенный лентами. И здесь, в этой самой комнате, Морс спокойно и просто рассказал ей о смерти Теодора Кемпа, полагая, по своему странному обыкновению, что выбрал для этого время, которое никак не может оказаться неподходящим.
Шейла Уильямс застыла не шевелясь, ее большие карие глаза постепенно увлажнились и заблестели, как мостовая от неожиданно налетевшего дождика.
— Но как... как?
— Мы не знаем. Мы надеялись, может быть, вы поможете нам. Вот поэтому я и здесь.
Шейла уставилась на него непонимающими глазами:
— Я?
— Мне сказали, что у вас было... ну, как бы это сказать... что-то вроде ссоры.
— Кто это вам сказал? — В голосе зазвучала сталь.
— Один из группы туристов.
— Эта сучка Роско!
— Попробуйте угадать еще раз.
— А, ладно, забудьте! Мы поругались, да. Боже, уж если кто и собирался после этого покончить с собой, так это я, инспектор, — не он.
— Послушайте! Мне жаль, что приходится задавать вам вопросы в такое время...
— Но вы же хотите знать, что произошло между нами — между Тео и мной.
— Да. Да, хочу, миссис Уильямс.
— Шейла! Меня зовут Шейла! А вас?
— Морс. Все зовут меня Морсом.
— А, все одно и то же, от меня только требовали, и ничего взамен.
— Так что же было между вами и доктором Кемпом, миссис Уильямс... э... Шейла?
— Ничего, ровным счетом ничего, кроме моей жизни! Вот и
— Продолжайте.
— Ах, но вы все равно ничего не поймете. Уверена, вы женаты, у вас милая жена и пара милых деток...
— Я холост.
— Ах, вот как. Тогда другое дело, согласитесь? Для мужчины это не страшно.
Она проглотила остатки кофе и сначала с ненавистью, потом с грустью обвела комнату взглядом.
— Джи и Ти? [11] — предложил Морс.
— Почему бы и нет.
Морс налил ей (и себе), и она стала рассказывать вялым, подавленным голосом, словно убитая услышанным:
— Знаете, Морс, я была один раз замужем. Вот откуда большая часть всего этого. — Она обвела комнату рукой.
— Очень приятная... комната, — проговорил Морс, заметивший, что убогий внешний вид дома создавал неверное представление о довольно элегантном интерьере, и секунду-другую задержался на мысли, можно ли то же самое сказать о самой миссис Уильямс...
11
Джин с тоником.
— О да. У него был безупречный вкус. Потому-то он и ушел к другой, она не пила, не шокировала его своими поступками, всегда пребывала в ровном настроении, не говорила глупостей и не пугала страстностью.
— И доктор Кемп — он тоже ушел к другой женщине? — спросил Морс, безжалостно добиваясь своего.
Ее ответ смутил его:
— О нет! Он давно уже нашел ее, нашел задолго до того, как нашел меня!
— Кого это?
— Да жену, черт бы ее побрал, жену! Он не переставая смотрел на часы и говорил, что ему пора...
Из ее глаз хлынули слезы, и Морс, неуверенно подойдя к диванчику, отодвинул мишку, сел, обнял рукой за плечо, притянул к себе и дал ей хорошенько выплакаться.
— Прямо не знаю, то ли это от шока, то ли с похмелья.
— Какое же похмелье посреди ночи?
— Утра!
— Утра.
Она потерлась щекой о его лицо.
— А вы милый.
— Вам приходит в голову какая-нибудь мысль, почему доктор Кемп?..
— Мог бы покончить с собой? Нет!
— А я не сказал «покончить с собой».
— Вы хотите сказать... — На несколько секунд она отпрянула от него, от ужаса у нее округлились глаза. — Вы не можете... Вы же не хотите сказать, что его убили?
— Пока еще мы не можем утверждать с уверенностью. Но, пожалуйста, будьте со мной откровенны. Вы знаете кого-либо, кто хотел бы его убить?
— Да! Я, инспектор. И его жену в придачу!
Морс медленно снял руку с плеча миссис Уильямс.
— Послушайте, если есть какие-то вещи, которые, по вашему мнению, я должен знать...