Дракоморте
Шрифт:
Впервые в жизни старшей жрице Нооге захотелось ударить другое разумное существо. Это было разрушающе невыносимо — стоять смирно и слушать возмутительные оскорбления, эти передёргивания, не имеющие ничего общего с действительностью!
А два полунника говорили наперебой:
— Вы говорите, что желаете возродить старолесский Храм во благо народов старолесья, но вы ни разу не попытались узнать, что считают благом народы старолесья.
– Вас ведёт лишь собственное воспоминание о величии, которое было утрачено здесь когда-то, а вовсе не забота о благе других. Вы прикрываетесь ею, как красивыми одеждами, но под ними – гнилая уродливая плоть.
— Не
— Вы говорили, что откроете нам путь отца-солнца, но ваши речи не несут в себе такой важности, которую вы изображаете. Вы прикрываетесь большим и великим, творя обычное и низкое.
— Ваши слова и важные длинные речи — это речи обычных людей, осмысливающих своё существование. Они ничуть не более и не менее важны, чем слова любого другого разумного существа в старолесье. Вы увлекли за собою лишь тех, кто поддерживает вас по признаку родственности, — людей — и тех, чем разум слишком прост, чтобы осознать простоту вашего, — котулей.
Казалось, полунники не умолкнут никогда. Ноога ощущала, как горят её щёки. Ноги ослабели, словно от долгого-долгого голода.
К старшей жрице скользнула Тай, подала чашку с водой. Ноога жадно выпила.
К дереву прикосолапил немолодой грибоец, похожий на оплывшую свечу. На голове его колыхалась то ли чудная шляпа с бахромой на полях, то ли уродливый куполообразный нарост.
— Мы хотели донести до вас своеправду. Вы не слушали. Вас ведёт лишь своя. Наши старцы не зря рекли, что в вашем обличье в лес вошло зло. Мы рады, что не стали слушать ваши ядовитые слова.
К счастью, это ужасное существо ничего не пожелало добавить. Это невероятно! Грибойцы забросали жрецов Храма своим текучим огнём — и грибойцы же смеют утверждать, что зло — жрецы?!
Снова появилась Матушка Пьянь, снова вскарабкалась на один из стволов поющего дерева.
— Вы говорили, жаждете узнать истину о делах минувших. Но на деле вы лишь стремились уверить нас в вашей правде. Хотя вас не было тут в давние времена, а мы были. Это не вы, а мы видели, как горели от яда грибницы грибойцевых селений, как ваш воин-мудрец забирал себе силу умирающих. Это мы видели, как ваш воин-мудрец и его жрецы ссорили шикшей с волокушами, и даже теперь эти два народа не находят мира между собою. Мы видели, как основатель вашего Храма утвердил людей в праве определять тьму и свет. Мы знаем, сколько зла это посеяло между всеми народами старолесья. Это мы видели, как своей чёрной силой ваш создатель обращал против наших народов взбурлившие смерти. Как запечатал себя в земле у башни, поняв, что его последователям не победить в этом сражении, и не пожелав отдать своё тело очищающему пламени. И теперь вы, пришедшие в Старый Лес издалека, отрицаете его злые деяния лишь потому, что сейчашний Храм Солнца стоит на других историях. Но вы сами придумали эти истории. Вы не шли сюда с открытыми глазами и разумом, и это значит, что за сотни лет Храм не изменился ничуть. Вас по-прежнему не занимает ни истина, ни подлинные нужды народов старолесья. Что же тогда требуется вам, спрашиваем мы?
Матушка Пьянь перевела дух. Её длинной путаной речи почтительно внимали все, даже оборотни.
— Мой же народ был готов дать вам возможность понять лес и осмыслить свой путь, но разве вы пытались? Раз за разом, заводя свои долгие пространные речи, вы говорили о себе, а не о других. Говоря об общем благе и возвышении, вы
Волокуша раскрыла крылья — огромные, мощные, пусть давно уже не способные поднять отяжелевшее тело, но неимоверно впечатляющие сами по себе.
— И мы поняли, в чём состоит истинная цель вашего пути. Она в том, чтобы идти по миру с ложью, изничтожая чужими руками то, что мешает вам! Вам, а не другим, и уж тем более не солнцу! Разве солнцу есть дело, куда простирать свой свет?
Казалась, череда унижений будет бесконечной. Казалось, Юльдра и старшие жрецы, Лестел и Ноога, не выстоят невозмутимо под градом этих гадких слов и в груди их погаснут осколки света, сияющего очищающим пламенем — а может быть, не погаснут, а разорвутся от накала негодования, сожгут это место, сожгут весь этот мрак и гадость. Казалось, не выдержат простодушные котули, взмяучат, возмутятся, бросятся на защиту Храма, подтвердив тем самым слова старолесцев, что солнечный путь лишь смущает простые умы, предлагая им несуществующие ответы на сложнейшие вопросы, на которые каждый должен отыскать свой собственный ответ. Такой, который будет правдивым для него.
Однако поток оскорблений иссяк, и этот день закончился. Он оставил в головах жрецов пустоту, а в сердцах — пылающее возмущение пополам с беспомощностью.
Старшие жрецы Лестел и Ноога довольно долго сидели на склоне бок о бок. Не находили в себе сил обсудить произошедшее. Не находили в себе стремления спросить Юльдру, что они будут делать дальше.
Только к ночи, вернувшись, наконец, на отведённую для жрецов стоянку, Лестел и Ноога обнаружили, что они остались одни. Юльдра, Кастьон, Базелий и трое котулей как сквозь землю провалились.
Глава 29. И взбурлила река крови
— Нет, это всё-таки камень!
Йеруш жадно, всё выше задирая голову, всматривался в торчащие из дна позвонки, но подходить к ним времени не было: плотный туман гнал незваных гостей взашей, напирал, заставлял идти по дну озера очень-очень быстро. Туман клубился и пах мокрой ряской, тянул к незваным гостям свои слоистые клочья, как изломанные пальцы. Под ногами чвякали жирнолистные водоросли и хрупали раковины беззубок, башмаки вязли в иле.
— Всё-таки камень, не кость, ну скажи, Илидор, это похоже на кварцит? Или на твой лучший ночной кошмар?
Дракон в ответ мотнул головой. Он не слышал вопроса, шагал сгорбившись, обхватив себя руками и крыльями.
Что со мной случилось? Как это возможно, чтобы дракон не мог сменить ипостась? Это действительно Лес не позволяет? Но как — он же не живая гномская машина, способная гасить драконью магию! И ни одна машина не могла бы погасить магию золотого дракона!
Что мне делать со всем этим и как немедленно сбежать из этого места, если я сейчас нахожусь в самых затрюханных дебрях его?
Насколько далеко я могу убежать без крыльев? Насколько на самом деле я беззащитен перед этим местом? Что оно может сделать со мной?
Прогнав незваных гостей на другой берег, туман сокрыл от них прибрежный лес, небо и все пути, кроме одного — небольшой тропы вдоль ручья, который протекал рядом с озером, не соединяясь с ним. На берегах ручья что-то копошилось.
— Вот она, печаль старолесья, — Найло простёр ладонь. — Вот что видели твои гномы, дракон, ну то есть не твои, а те, которые составили карту.