Дракон Фаунил
Шрифт:
– Ну, как спалось?
– Хорошо, – ответил Лайам и с удивлением понял, что сказал чистую правду. – Только болит все.
Эдил рассмеялся:
– Ничего, скоро мы добёремся до ваших дружков.
Кессиас провел Лайама на кухню и, пока они разговаривали, занимался тем, что добавлял последние унции пряностей в поистине устрашающего размера котел.
Лайам в общих чертах изложил свою историю, дополняя ее теми деталями, которые он узнал или вычислил прошедшей ночью. Это оказалось на редкость несложно.
Она была беременна, а Неквер ее оттолкнул. Из речей Кансаллуса можно было понять, что ей присущи гордость
– Думаю, она была слегка не в своем уме, – заметил Лайам, и Кессиас невнятным ворчанием выразил свое согласие.
Итак, она задумала убить Неквера. Должно быть, Лонс рассказал ей о своей сделке с Тарквином, и она решила уговорить чародея подменить заклинание, заплатив ему своей кровью. Не вполне ясно, почему она выбрала заклинание, способное сделать Клыки незримыми. Возможно, она не хотела совать брату палки в колеса и думала, что если Клыки пропадут из поля зрения горожан, то Лонс сможет потребовать у Поппи Неквер обещанную награду. Если бы Поппи не заупрямилась, брат непременно получил бы свое. И что с того, что в тот же день Неквер разбился бы о незримые скалы? Возможно, это казалось ей вполне уместным. И давало возможность вдвойне отомстить. Жена Неквера становится подстилкой другого мужчины, а сам Неквер покоится на морском дне.
– При всем своем хитроумии, она явно была сумасшедшей.
Слушая свой голос, Лайам удивлялся себе. Он говорил холодно, рассудительно, отстраненно описывая события. Лайам сам не мог понять, как у него это выходит.
Тарквин попытался сотворить заклинание, которое заказала она, но потерпел неудачу, – она ведь не поставила ему подходящую кровь, поскольку девственницей никак не была, – а потому старик выполнил заказ Лонса. Возможно, тем самым он хотел ее наказать. Когда Неквер вернулся в город целым и невредимым, она явилась к Тарквину скорее всего, чтобы высказать претензии по этому поводу, не подозревая, что чародей и сам уже зол на нее. Вышла ссора. Тарквин пригрозил обо всем рассказать Некверу, и тогда она убила его.
– Конечно, – подвел итог Лайам (он обращался к обширному заду эдила, поскольку Кессиас все это время, подобно сказочному гному, нависал над кипящим котлом), – все это слабо доказуемо. Более-менее ясно лишь с мотивом и некоторыми деталями. Несомненно лишь то, что она собиралась убить Неквера, подсыпав в его кубок сантракт.
Лайам помолчал, размышляя. Он знал, что Тарквина убила Рора. Но Кессиас мог иметь свое мнение на этот счет. И потому он счел нужным добавить, пересиливая себя:
– Еще доказательством ее вины могут служить действия фамильяра Тарквина. Он словно знал, что убийство дело ее рук.
– И то правда. Интересно, кто же навел эту тварь на след? – произнес наконец Кессиас, распрямляясь. – Но я думаю, что вы правы – это ее рук дело. Других объяснений тут не подберешь. И мне тут Гериона
Несколько мгновений коренастый эдил внимательно вглядывался в лицо Лайама, словно пытаясь в нем что-то прочесть. Потом черты Кессиаса смягчились и на лице его появилось выражение простодушного восхищения.
Лайам опустил голову, чтобы скрыть виноватый румянец. Он вдруг осознал, что за все это время ни разу не назвал Рору по имени. Он говорил только «она». От этого на душе у него стало еще паршивее.
– Когда вы собираетесь рассказать обо всем Лонсу?
– Уже рассказал – вчера ночью, сказал Кессиас. Они с Боултом долго возились, снимая тело актрисы с крыши, а когда сняли, надумали отнести его Лонсу. Лайама это неприятно поразило, но эдил поспешно объяснил что к чему. Оказалось, что Фануил не злобствовал, на теле Роры остались лишь несколько царапин да две ранки на шее. Смерть наступила в результате падения. Кессиас с Боултом смыли кровь с лица и рук Роры, так что выглядела она пристойно.
– Завтра компания «Золотой шар» покидает Саузварк – из медицинских соображений, и Лонс едет с ними.
Разговор о расследовании себя исчерпал, и Кессиас предложил отправиться к его драгоценной сестрице. Лайам вяло поинтересовался, как же они потащат такой здоровенный котел? Но оказалось, что сестра эдила живет всего в квартале ходьбы, а Кессиас уже успел отлить часть сидра в баклагу поменьше.
– Лучше я пошлю кого-нибудь за новой порцией, когда мы справимся с этой.
Сестра Кессиаса оказалась похожа на своего брата, невысокая, крепко сбитая, несколько полноватая, но очень уютная, как истинная мать большого семейства. Она весьма удачно в свое время вышла замуж за бондаря, и детей у них была целая прорва. Чужак Лайам вызвал у мелюзги боязливое уважение, а вот на Кессиаса детишки налетели толпой – как и на появившегося чуть позднее Бурса.
Через какое-то время к застолью присоединились несколько деверей Кессиаса, притащивших с собой неимоверное количество всяческой пищи и еще большее количество ребятни. Столы ломились под весом блюд; а затем, объевшись сверх всякой меры, все семейство принялось петь под аккомпанемент флейты Бурса. Компания от души веселилась, но Лайам чувствовал себя не на месте. А потому вскоре после того, как почтенное общество перешло к музыкальной части программы, он, извинившись, ушел.
Три дня он провел в одиночестве. Он изучал дом Тарквина и размышлял о произошедшем. Он спал на диване в библиотеке и часами лениво перелистывал страницы книг или рассматривал загадочные предметы из коллекции старого мага.
Не раз перед его мысленным взором возникал образ Роры. Девушка упрекала его, обвиняла в предательстве, говорила, что он погубил ее жизнь. Лайам знал, что все это неправда, но все равно не мог избавиться от ощущения вины.
Иногда он думал и о Виеску, и о том, что обманом вломился в его жизнь. Лайам надеялся, что отпущение грехов, данное мятущемуся аптекарю мнимым иерархом Кансе, сняло тяжесть с сердца Виеску, но подозревал, что это все равно не искупает его собственного греха.