Дракон и роза
Шрифт:
В эту ночь Джаспер и Эдвард Пойнингс были вызваны в комнату Генриха. Они нашли его уже в постели; в свете свечи его глаза ярко блестели, а лицо было бледное. Новость Генриха была встречена проклятиями Джаспера, который начал яростно мерить комнату шагами, и бесстрашием Пойнингса, который, нахмурив брови, спросил:
– Мы будем драться или убегать, милорд?
– Ни то, ни другое. Я послал записку, в которой спрашиваю о здоровье Франциска и о том, сможет ли он принять меня. Ответ, конечно, будет положительным, но мой курьер заболеет в пути и будет очень медленно возвращаться назад. К тому времени, когда он все-таки вернется сюда, я думаю,
– А как же ты, Гарри?
– Я должен попытаться избежать столкновения с бретонцами, даже с теми, кто поддерживает Ланду. Войска, где я числился, не смогут без сопротивления с их стороны двинуться в сторону границы и тем более за пределы Бретани. Я последую за вами позже.
Генрих кусал губы. Он боялся и не хотел разлучаться с Джаспером. Какое-то мгновение в нем вновь боролись два человека – маленький мальчик, который хотел бы спрятаться на груди у Джаспера, и рассудительный мужчина, который выбрал наименее опасный путь из всех возможных.
Когда он обернулся к Пойнингсу, от маленького мальчика не осталось и следа, только тень в глазах и пустота в желудке.
– Нед, мы должны пожертвовать тобой, ты согласен?
– Если жертва необходима, и если я больше всего подхожу для этого, то, думаю, да.
– Не считая моего дяди, ты единственный способный командир в округе. Ты должен остаться здесь и присматривать за людьми. Я также оставлю здесь сэра Эдварда Вудвилла – от него не много пользы, но его корабли могут оказаться полезными. Сиди здесь, как можно тише. Если Ланду двинется против тебя, сам решай – драться тебе или сажать часть людей на корабли, а других оставить. Оставшимся скажешь, чтобы они разнесли по стране, что их преследует Ланду. Я думаю, я молюсь, что они найдут себе убежище. Нед, – произнес Генрих извиняющимся тоном, – я оставляю тебе неприятное задание.
– Но что ты будешь делать, Гарри? – настаивал Джаспер.
– Я еще до конца не решил. Я должен наилучшим образом использовать все возможности, которые могут появиться, а что это будет, я не могу вам сказать, а гадать не хочу. И вы оба этого не скажете, – подумал Генрих, – даже если вас схватят и будут допрашивать.
Ложь не беспокоила его. Генриха никогда не тяготила ложь, поскольку он лгал только после тщательного обдумывания и с твердым убеждением, что неправда – лучшее и самое безопасное средство. По этой же причине его самого практически невозможно было уличить во лжи, поскольку он произносил ее с силой и напором правды, без сомнений и колебаний. Неудивительно, что у него был вполне естественный вид, когда, получив французский паспорт он на рассвете дня разбудил Вильгельма Брэндона.
– Вставай, лентяй, а то проспишь такой прекрасный день! Поедем со мной на охоту.
– Подождите, милорд, – заворчал Вильгельм, – прошлой ночью я выпил лишнего.
Генрих рассмеялся:
– Тогда тебе точно нужно ехать. Воздух освежит твою голову, а я объясню тебе, почему ночью лучше работать, чем пить до утра.
Брэндон уже встал с постели и одевался, хотя движения у него были замедленные.
– Я знаю, я уже слышал это. Ты скажешь, что выглядишь не лучше меня, но зато у тебя не болит голова и…
– Да, я вижу, ты выучил
Они не спеша выехали со двора на улицы, которые постепенно уже заполняла дневная жизнь. На группу всадников в охотничьих костюмах и с оружием никто не обратил никакого внимания – к таким зрелищам здесь давно привыкли. Они были первыми, кто выехал за ворота города в этот день, но и это не заслуживало никакого внимания. Выбравшись за город, они отпустили поводья, и свежие лошади с радостью перешли с шага на легкий галоп. Вильгельм Брэндон был слишком озабочен своим здоровьем, чтобы заметить, что сопровождающие его всадники были вовсе не егерями, а личными слугами Генриха. Он не заметил, что они держались пустынной дороги и двигались на восток, поскольку светлеющее небо раздражало его глаза.
Однако когда Генрих свернул с дороги в небольшой пролесок, Брэндон наконец-таки проснулся.
– Сир, неужели вы думаете, что здесь могут водиться кабаны. Это же просто лесополоса между полями.
– Я не думаю, что в здешних местах вообще остались кабаны, Вилл. Мы с тобой их всех давно перебили.
Генрих слез с лошади и на глазах изумленного Брэндона начал переодеваться. Он стащил с себя дорогой плащ, отстегнул рукава на панцире и сбросил сапоги и штаны. Один из слуг собрал и упаковал эти предметы туалета, а второй подал вместо них грубую домотканую одежду и поверх всего – свой плащ. Затем из походной сумки развернули тонкую кольчугу.
– Перестань пялиться, Вилл, – засмеялся Генрих. – Ты хочешь, чтобы тебя отправили назад в Англию и лишили головы? Я так – нет. Мне также не по вкусу, чтобы предатель Ланду жирел на доходах Ричмонда. Ты – джентльмен, путешествующий с пятью слугами. Ты посещал меня, нашел мой двор слишком бедным, и теперь направляешься к Ланду, – если кто спросит. Ну, перестань ужасаться. Ты – единственное оружие, которое у меня осталось. Ты сможешь без хлопот проводить меня во Францию, Вилл?
– Пока в моем теле есть хоть капля крови, я приведу и выведу вас хоть из ада, милорд.
Генрих громко рассмеялся.
– Тогда, вперед. Будь моим щитом и мечом.
По правде говоря, он не ожидал никаких неприятностей. Он часто ездил охотиться и возвращался поздно вечером. У них в запасе был целый день, а возможно и ночь, прежде чем шпионы Ланду забеспокоятся и доложат о его отсутствии. К этому времени они уже будут в безопасности во Франции.
Однако Генрих слегка переоценил осторожность Ланду и недооценил ретивость эмиссаров Ричарда. Получить от Франциска письмо с требованием приехать к нему и успокоить его оказалось делом не сложным.
Его затуманенный мозг забыл об эмиссарах и опасности, и жаждал умиротворяющего голоса и мягких манер своего воспитанника. Возможно, что герцог уже смутно осознавал, что он почти уже пленник, и надеялся, что Генрих сможет его спасти.
Вооружившись добытым посланием Франциска, которого Генрих вряд ли осмелился бы проигнорировать, люди Ланду въехали в Ванн почти в то же самое время, когда Генрих выезжал через другие ворота.
Они быстро обнаружили, что их добыча улизнула. Если бы это были люди Франциска, которые принимали Генриха почти как своего второго хозяина, они бы сели и стали ждать. Однако Ланду был не так прост.