Дракон и сокровище
Шрифт:
Она покорно приняла из его рук тарелку с жарким и, насытившись, мягко спросила:
— Вы позволите мне по крайней мере одеться, милорд граф?
— Разумеется, миледи! Я нагрел для вас воды. Можете помыться вот в этом корыте, —
указал он на деревянную лохань. — А я пойду нарублю еще дров, чтобы нам с вами хватило до завтрашнего утра.
— Но ведь мне не пристало находиться под одной крышей с вами столь долгое время! Что
подумают в замке?!
— Я уже сказал, что вы будете принадлежать мне, Элинор! Что подумают
Он вышел из хижины, хлопнув дверью. Элинор оторвала от заячьей тушки еще один аппетитный кусок мяса и, быстро прожевав его, стала одеваться. На спинке стула висели ее шелковые чулки, которые — Элинор точно это помнила — она перед выездом на охоту поменяла на теплые, шерстяные, сушившиеся сейчас у очага. Что за чудеса? Неужели это Симон принес их сюда? Зачем? Недолго думая, она натянула их на ноги и, заслышав в сенях его шаги, быстро надела платье, юркнула под одеяло и притворилась спящей.
Симон наполнил принесенными поленьями ящик для дров. От его промокшей одежды по комнате распространился запах сырости. Он подошел к очагу и стал раздеваться. Элинор исподтишка наблюдала за ним сквозь полуопущенные ресницы. Развесив свое мокрое платье на спинках придвинутых к очагу стульев, Симон вытянулся на одеяле у самого огня и вскоре заснул.
Элинор неслышно встала с кровати, закуталась в свой меховой плащ и выскользнула из домика. Оседлать отдохнувшую лошадь было для нее делом нескольких минут. Озираясь, она вышла из амбара и побрела вперед, ведя кобылу в поводу. Ее ноги глубоко проваливались в талый снег, с веток деревьев капало, и вскоре подол ее платья и меховой плащ промокли насквозь. Элинор с ужасом думала о том, что у нее может не хватить сил на то, чтобы вдеть ногу в стремя и подняться в седло.
Внезапно позади нее раздался звук тяжелых шагов. Симон настиг ее у самого края холма и обеими руками схватил за плечи:
— Черт возьми! Немедленно вернитесь в хижину!
— Я хочу в Чипстоув! — упрямилась она. — Посмотрите, на кого вы похожи! — Симон бросился за ней, не успев накинуть на себя даже плащ. Он босыми ногами стоял на талом снегу. Всю одежду его составлял тот самый чехол, что накануне вечером так изумил
Элинор.
— Попробуйте сказать еще хоть слово, и вы получите то, что заслужили, а может быть, и более того! — грозно произнес он.
По его лицу Элинор поняла, что он готов осуществить свое намерение и, если она не покорится ему, он может сделать все, что угодно… даже ударить ее. Она покорно побрела к хижине следом за ним. Симон расседлал лошадь и покрыл ее попоной.
Элинор была так напугана приступом ярости, охватившей Симона, что безропотно позволила ему раздеть себя. Он сдернул с нее плащ и бархатное платье. Она осталась в одних тонких шелковых чулках с подвязками и коротких панталонах. Сквозь тонкое полотно просвечивали черные волосы внизу ее живота.
— О Кэти! — воскликнул Симон. Недовольство
— Нет! — крикнула она.
— Ни слова! — И Симон подхватил ее на руки и уложил на кровать. Когда он улегся рядом и прижал ее голову к своей груди, Элинор услышала отчаянный стук его сердца. На миг ей стало страшно, что он сейчас умрет от изнеможения. Но она тут же отогнала эту мысль, явившуюся к ней из прошлого, и нервно рассмеялась.
— Что ты, Кэти?
— Я… — прошептала она. — Я так надеялась, что мне удастся провести тебя, Сим…
Симон не мог налюбоваться ее стройным, точеным телом. Он неторопливо провел рукой по ее животу и бедрам, изо всех сил стараясь сдержать свою страсть. Элинор, возможно, и могла бы победить его упорство, но она была не в силах бороться с охватившим ее тело возбуждением. Она спрятала лицо у него на груди и обняла его за талию.
Симон еще никогда не испытывал ни к кому на свете такой глубочайшей нежности. Элинор была еще слишком слаба, чтобы ответить на его страсть. Зная это, он потянулся рукой к ее лону и, раздвинув влажные складки, стал мягко водить пальцем по небольшому бугорку, в котором сосредоточивалось все ее вожделение.
Элинор со стоном раздвинула бедра и подалась навстречу его ласкам. Еще мгновение, и она откинула голову назад, содрогаясь от впервые испытанного ею необыкновенного наслаждения.
— Сим! О Сим! — вскрикнула она, ошеломленно глядя на него.
— Разве ты прежде никогда не делала этого сама? — удивился он.
— Нет… И тебе не следовало этого делать, — прошептала она, снова пряча лицо у него на груди.
— Элинор, любовь моя, посмотри мне в глаза!
Она повиновалась. Краска стыда заливала ее щеки.
— В том, что я сделал, нет ничего предосудительного!
— Но мои обеты…
— Мы их не нарушили… Пока…
— Симон, обещай мне, что никому никогда не расскажешь о том, что здесь произошло!
— Закрой глаза и спи и перестань тревожиться. Тебе надо собраться с силами. Завтра на рассвете мы отправимся в Чипстоув. — Так ничего и не пообещав, он встал с кровати и принялся подкладывать дрова в очаг.
Проснувшись с первыми лучами солнца, Симон встал со своего ложа, подбросил дров в очаг и разбудил Элинор. Он подал ей блюдо с жареным мясом и, когда она поела, помог ей одеться.
Снег, как и предсказывал Симон, успел уже растаять. Стоял чудесный, погожий осенний день. Трудно было поверить, что здесь, где сквозь густую зелень сосен и лиственниц проглядывали оранжевые, бордовые и желтые листья кленов и берез, где под яркими лучами солнца зеленела трава, еще так недавно бушевал снежный ураган.
Симон вел в поводу лошадь, на которой гордо восседала Элинор. Над их головами проносились стаи уток и диких лебедей, тянувшихся на юг.
— Здесь так много пернатой дичи! — задрав голову кверху, проговорил Симон.