Дракон и сокровище

Хенли Вирджиния

— Я могу сопровождать вас на охоту завтра или послезавтра, — предложила Элинор.

— От женщин в подобных делах мало толку.

— Вы считаете, что женщины годны лишь для того, чтобы ублажать мужчин в постели! — вспылила она.

— Отнюдь не все, уверяю вас, — усмехнулся он. — По правде говоря, это умеют лишь те из них, кто прошел хорошую выучку.

— Замолчите! — взвизгнула Элинор.

Пугливая кобыла отпрянула в сторону, и всадница едва не вылетела из седла. Симон с трудом удержал лошадь за поводья.

— Боюсь, она слишком

изнурена, чтобы везти вас. Придется вам прогуляться пешком, иначе бедняжка охромеет!

Элинор, любившая свою кроткую кобылу, покорно спешилась и тут же оказалась по щиколотку в грязи. Она едва поспевала за широко шагавшим Симоном, но гордость не позволяла ей просить его замедлить шаг. Лишь когда они приблизились к воротам Чипстоува, она, едва разжимая губы, процедила:

— Посадите меня в седло, де Монтфорт! Я не желаю входить в собственные владения пешком, словно пленная невольница!

Симон с усмешкой исполнил ее просьбу, и Элинор гордо въехала в ворота верхом на едва переставлявшей ноги лошади.

28

Элинор и Симон сидели за ужином в большом зале замка. Бетти, примостившаяся рядом с ними, не сводила преданного взора со своей госпожи, которую она уже не чаяла увидеть живой и невредимой. Они слушали пение менестреля, и под монотонную мелодию его лютни Элинор начала клевать носом.

— Боюсь, мне придется отнести вас в спальню на руках. Сами вы навряд ли будете в состоянии дойти до нее! — смеясь, проговорил Симон.

Элинор, которую в течение всего дня не покидало опасение, что он каким-нибудь неосторожным словом выдаст ее интимную тайну, вспыхнула до корней волос:

— Я примчалась сюда, в Уэльс, чтобы избежать вашего преследования, милорд! Теперь вы вынуждаете меня искать от вас убежища в моем собственном доме, в моей постели! — И она поднялась, чтобы царственно удалиться.

— Стоит мне только захотеть, — прищурившись, ответил Симон, — и вы разделите со мной ложе, как это случалось уже дважды!

Элинор зажала уши ладонями и опрометью бросилась вон из зала. Бетти, укоризненно взглянув на Симона, последовала за ней.

— Этот человек вознамерился превратить мою жизнь в сущий ад! — жаловалась Элинор, меря шагами свою спальню. — Он считает, что может распоряжаться моей душой и моим телом как пожелает! — Ноздри ее трепетали от гнева. — Из-за него я вынуждена была бежать в Одигем, а оттуда — сюда, в Чипстоув. Теперь он решил опозорить меня, хотя клянусь тебе, Бетти…

— Не терзайте себя понапрасну, миледи! — ласково перебила ее служанка. — Ведь его неосторожные слова слышали лишь я, чьи устабудут немы, да менестрель, который завтра же отправится восвояси!

— Спасибо тебе, Бетти. О, как я ненавижу его! Как я желала бы, чтобы он поскорее уехал и оставил меня в покое.

Однако на следующее утро, узнав, что Симон в сопровождении нескольких лучников и копейщиков Чипстоува отправился на охоту, Элинор пришла в неописуемую ярость.

— Как он посмел

уехать без меня?! — бушевала она. — Ведь ему прекрасно известно, как я люблю охотиться с собаками и ловчими птицами! Можно подумать, что я уже не хозяйка в этом замке и все здесь повинуются воле графа Лестера!

— Успокойтесь, миледи! — уговаривала ее Бетти. — Граф вовсе не желал задеть вас. Напротив, он позаботился о вашем здоровье. Ведь вы еще слишком слабы, чтобы ездить верхом.

Элинор не стала спорить с Бетти, хотя и чувствовала себя уязвленной до глубины души. Этот замок, еще так недавно казавшийся ей приветливым и оживленным, теперь, в отсутствие Симона, внезапно стал пустым и чужим. Весь день она тревожно прислушивалась к малейшему шуму, доносившемуся со двора, и от нечего делать принималась за вышивание, заглядывала на кухню, разговаривала со служанками и работницами.

В сумерках Элинор поднялась к себе, чтобы вымыться и переодеться к обеду. Едва она успела сменить свое домашнее платье на темно-синий атласный наряд и украсить свою длинную шею сапфировым ожерельем, как снизу донесся цокот множества копыт, восторженные крики и крепкая ругань. Мужчины вернулись с охоты.

Она неторопливо спустилась по главной лестнице и замерла на ступенях, наслаждаясь произведенным эффектом. Взоры всех собравшихся обратились к ней. В глазах воинов и рыцарей читалось восхищение и преклонение. Лишь взгляд Симона излучал спокойную гордость обладателя.

— Я приглашаю всех вас на торжественный ужин в большой зал, — сказала она. — Мы отпразднуем ваше возвращение с богатыми трофеями.

Служанки быстро накрыли столы, и пиршество началось.

— Спасибо за теплый прием, — улыбнулся Симон, окидывая взором ломившиеся от яств столы. — Вы — поистине замечательная хозяйка.

— Я предпочла бы принять участие в охоте! — с досадой отозвалась Элинор.

— Так отчего бы вам завтра не составить мне компанию? — усмехнулся Симон.

Элинор, как ни пыталась она сохранить холодное отчужденное выражение лица, не могла не улыбнуться ему в ответ.

— С большим удовольствием, милорд!

— Вы так изысканно одеты, словно присутствуете на королевском приеме, а не на скромном домашнем пиршестве. Все рыцари и их жены просто глаз с вас не спускают.

— Наряды местных женщин в своем роде тоже очень красивы. Особенно мне нравятся их юбки из ярко-красной шерсти. Вам должен быть по нраву этот цвет. Он так напоминает кровь. Ведь вы — Бог войны…

— Элинор, вы совсем не знаете меня! — с жаром заговорил Симон. — Разве можно любить войну и то, что она несет людям?! Знаете ли вы, что такое битва как она есть, безо всяких прикрас? Это прежде всего нестерпимая вонь: смешение запахов пота, крови, испражнений, рвоты, конского навоза, взрыхленной копытами земли… Это страшный грохот железа, свист стрел, вопли, стоны, крики, вой, проклятия… Это полчища мух, это струи пота, заливающего глаза, это нестерпимая жажда и неимоверное напряжение…