Дракон и жемчужина

Картленд Барбара

— Как она может надеяться на победу? Ведь должен найтись хоть один смельчак, готовый напомнить ей, что все предсказания говорят о том, что этот год несет несчастья стране!

Наступило молчание, потом мандарин заговорил вновь:

— Итак, готовы ли вы, о благородный, стать спасителем родной страны, которой верой и правдой служили всю свою жизнь?

— Постараюсь, — медленно произнес Ли Хун-Чжан. — Клянусь, что постараюсь. Но я старею. Кто захочет прислушаться к голосу старика?

В его голосе неожиданно прозвучала беспомощность,

которая до глубины души потрясла Стэнтона Вэра. Он долго молчал, но потом все-таки заговорил:

— Вы единственный в окружении императрицы человек, который не только любит Китай, но и понимает Запад. И вы способны понять, что пять иностранных держав не отступятся от своих целей, несмотря ни на что. Лишь вы можете убедить ее величество, что единственный возможный путь — это путь компромисса!

Ли Хун-Чжан заметно выпрямился, словно готовясь к решающей схватке.

— Я прекрасно понимаю свой долг, — ответил он, — и всеми силами постараюсь отвести жестокую руку несчастья. А если мне не удастся это сделать, то по окончании войны я сделаю все, что смогу, чтобы добиться от завоевателя как можно более мягких условий, кем бы ни был этот завоеватель!

Стэнтон Вэр чувствовал, что сейчас мудрец разговаривал не с ним. Он просто думал вслух. Снова став «мандарином», майор заметил:

— В этом, конечно, заключено некоторое утешение, но все же я надеюсь, зная вас, на нечто гораздо большее.

— Да вы и сами обладаете немалым дипломатическим искусством, молодой человек, — неожиданно произнес мудрец. — Возвращайтесь со мной в столицу и присоедините свой голос к моему!

— Увы, досточтимый! Я не имею веса в Запретном городе. А кроме того, я и без того слишком долго не был дома. Но и мысли мои, и молитвы останутся с вами: ведь я искренне верю, что в этот решающий час нашей истории нам не к кому больше обратиться.

— Вы оказываете мне большую честь, — сдержанно поблагодарил наместник.

Они молча пошли по дорожкам сада, словно возвращаясь с приятной прогулки среди цветущих деревьев и кустарников. И лишь они одни знали да еще одна прелестная особа на женской половине дворца догадывалась, насколько серьезный, судьбоносный для огромной страны разговор только что состоялся на уединенной скамейке, под сенью цветущего миндаля.

Глава 4

Едва принц Дуань вернулся во дворец, наместник объявил, что собирается немедленно отправиться в Пекин.

Стэнтон Вэр, внимательно наблюдая за лицом принца, не мог не заметить, насколько это решение обескуражило его. Но он понял, что бесполезно пытаться отговорить старика от принятого решения.

Когда наместник вышел из комнаты, чтобы отдать распоряжения своим слугам, мандарин с поклоном обратился к хозяину дома:

— Я тоже должен собираться в путь, ваше высочество. Я и так чересчур долго пользуюсь вашим гостеприимством.

— Напротив, мне доставило огромное

удовольствие принимать вас в моем доме, — отвечал принц, — и я не намерен отпускать дорогого гостя с такой ненадлежащей поспешностью. У нас было так мало времени, чтобы поговорить обо всем, что интересует нас обоих! Сейчас, когда наместник нас покинул, мне хотелось бы обсудить с вами кое-что, касающееся лишь нас одних, о чем я не имел возможности говорить в присутствии третьего лица.

Майор поклонился и вежливо поблагодарил хозяина за внимание, добавив, что останется еще на одну ночь, но на рассвете должен тронуться в путь.

Принц согласился, и после легкой закуски хозяин и гость проводили наместника, выехавшего в Пекин. Процессия Ли Хун-Чжана выглядела весьма пышно. Слуги в ярких одеждах ехали верхом за богатым желтым экипажем. Лошади влекли карету, сопровождаемую верховыми, уверенной рысью, и скоро она скрылась за поворотом дороги. Принц обернулся к своему гостю:

— Пойдемте посидим в саду. После долгой холодной зимы так приятно погреться на солнышке!

— Наверное, ваше высочество провели холодные месяцы в Пекине, — ответил мандарин, уверенный, что принц принадлежит к ближайшему окружению императрицы. Больше того, он недоумевал, что заставило принца Дуаня удалиться в загородный дворец. Ему хотелось услышать рассказ человека, которому он доверял тем меньше, чем больше с ним общался.

— Наместник, при всем моем к нему уважении, — заговорил принц, едва они уселись возле большого пруда, заросшего водяными лилиями, — принадлежит к старой школе. Он, к сожалению, верит, что все можно решить демократическим путем.

— Но разве это не лучше, чем насилие? — вставил мандарин.

Принц в ответ лишь неприятно ухмыльнулся.

— Бывают времена, — помолчав, произнес он, — когда только насилие может привести к желаемому результату.

На это гость ничего не ответил. Он решил говорить как можно меньше, однако постараться запомнить каждое слово собеседника.

— Я осознаю ваши чувства, досточтимый мандарин, — продолжал принц, — но, возможно, живя в горах Шанси, вы не в состоянии полностью представить те проблемы, которые охватили Пекин после того, как его буквально заполонили иностранцы. Одни их посольства и представительства занимают в нашем городе немало драгоценного места!

Стэнтон Вэр отметил про себя, что это ему и хотелось услышать. Внимательно разглядывая цветы, он старался скрыть от проницательного и хитрого принца выражение своего лица. Наконец мандарин заговорил медленно, словно с трудом подбирая слова:

— Как справедливо заметили вы, ваше высочество, я плохо в этом разбираюсь.

— Но для нас это имеет колоссальное значение, — ответил принц. — Больше того, я уверен — и это начинает понимать и ее величество императрица, — до тех пор, пока мы нс избавимся от иностранных дьяволов, Китай никогда не станет великой державой.