Дракон Каррау
Шрифт:
Камень неподвижен, камень тяжел, камень вростает там, где упал – я делал себя – Тень – камнем, вспоминая твердую безмятежность Земли. Но я не был спокоен, и Тень осыпалась песком. Заплатка треснула, разрыв в полу слился с соседними.
Вампир замычал – его челюсти, как у бойцовского пса, застряли в теле Косточки. Попятился, отступая от раскрывающейся поверхности. Прыгнул спиной вперед, взбираясь на умывальник. Наконец, бросил ученика мага – и тот упал прямо в клубящуюся серым дыру.
Здание вокзала содрогнулось.
Вампир попытался
Опалив меня злостью и адреналином, в туалет ворвалась чернокожая. Вслед за нею – еще двое немертвых.
– Держать! – Вампиры бросились на одержимого голодом еще раньше ее приказа.
Стянули мальчишку вниз, выкрутили руки. Тот с омерзительным костяным звуком, щелкал зубами, хватая воздух.
Победная усмешка чернокожей погасла. Взгляд расширился, ладони в панике зажали алый рот.
Но вместо того, чтобы бежать, она отвела руки от лица вверх и запела. Сначала – хриплым сухим шепотом, но уже через вдох – с силой.
Низкий голос ее вызывал дрожь в костях – даже моих нематериальных – и дрожь в оставшихся камнях здания. Песня были на языке, которого я не знал – может быть, вовсе без слов: лишь гласные, связанные в глубокие переливающиеся фразы.
Она пела, вплетая в музыку и вдохи, и выдохи – не было ни мгновения тишины в заклинании. На макушку словно набросили тяжелое теплое одеяло. И оно давило, давило ритмично пульсируя, заставляя встать на колени и опускаться ниже и ниже – ближе к залитому бурлящей кровью кафелю, глубже и глубже к принципам и законам Каррау, а не их манифестациям. В мелодии было нечто схожее с колыбельной Веры. Разные силы и методы – но единство сути. Это тоже была песнь для сна.
Я уперся пальцами в чистый участок кафеля и оттолкнулся. Сбрасывая с себя желание лечь и подремать, даже не закрывая глаз, дать отдых телу и сознанию…
То, что пульсировало под полом вокзала, успокоилось, замерло. Дыры затянулись тонкой-тонкой блестящей коркой. Она остановила разрушение, которое я не мог. Чернокожая – маг. Сильный.
Надо убираться отсюда, пока она меня не заметила. Подготовиться к битве. Или побегу.
– Генри! – Жанна застыла на пороге туалета, глядя на груду тел в углу. В одной руке она все еще сжимала чемодан.
– Генри! – Призрак бросилась к покойникам, но остановилась на полпути. Ее голос – ее горе и изумление – были столь сильны, что колдунья почувствовала и обернулась.
– Это Генри! – Схватила Жанна меня за руку. – Это Генри, Генри! Пожалуйста, помогите!
Колдунья сузила взгляд. Фокусируясь на этот раз на мне. Увидела. Алые губы расплылись в акульей улыбке.
Скверная, скверная, скверная ситуация.
Я, вместе с призраком, вцепившимся мне в руку, шагнул вперед:
– Убирайся из моего города. – Сказал я незнакомке. – Немедленно.
И потерял шанс единственного победоносного удара.
Она закричала – визгливое, острое как иглы, слово, которое впилось в каждый
Под животом было твердо и мокро, остро пахло мочой. Я перевернулся, избегая удара ногой по ребрам – он достал, но вскользь. Хотел схватить чернокожую за икру, но она отдернула. Опять двинула меня ногой – на этот раз в бедро. Мне конец, если я не встану.
Конец, если я останусь невооруженным.
Я потянулся за мечом через пространство. Представляя тепло рукоятки в ладони, его успокаивающую хищную тяжесть.
Скрежет стали по камню и выкрик "Нет!" чернокожей раздались одновременно.
Призывая оружие, я провел им под тонкой стеклянной пленкой, закрывавшей прорехи пола, и вспорол ее.
Колдунья вновь запела, но это больше не помогало. То, что таилось под землей, вырвалось, как гнойник. Даже раньше, чем лопнуло успокаивающее заклинание чернокожей.
Трупы – и человеческих мертвецов, и неживых вампиров – подбросило вверх и смяло в сплошной комок плоти. Алое, коричневое, багровое мелькнуло перед моим лицом – кажется, когтистая лапа, или когтистый гребень. Оно выскочило из-под пола, взламывая плитки, завернулось в разломанные тела, как в плащ, и снесло крышу здания, вылетев в холодную декабрьскую ночь.
Импульсом меня швырнуло назад в тело, а тело вывернулось в судороге.
Лежа в узкой постели, в доме Веры, я почувствовал это еще раз: радость болезненного заразного освобождения, словно прорвала гнойная рана. А затем – как рушатся стены. Вокзал упал. Каррау содрогался.
За стеной тонко и перепугано закричала девочка.
Я ошибался. Все время ошибался: разрушения несли жертвы. Они умирали до, а не после того, как здания падали. И нечто воровало их тела.
Я съежился на постели, удерживая голову двумя руками. Волны жара и холода накатывали друг на друга, схлестывались, заставляя то потеть, то дрожать. Сердце колотилось как у воробья, секундная тяжесть в боку сменилась острой тошнотой. – Тонкое тело, мстя за неподготовленное возвращение, беспорядочно дергало рычаги гуморальной системы.
Мир мерцал квантовой дрожью, на границе зрения танцевали светящие линии и шары. Воздух светился зернами растревоженной реальности. Только Тень на полу раскинулась неподвижной глянцево-черной лужей. Она ждет. Всегда ждет, пока я упаду. Глядеть на нее – все равно, что перегнуться через балкон небоскреба, рассматривая асфальт. Притягивает. Голова кружится. И затылку щекотно от предчувствия ладони, что вот-вот ляжет на лопатки и подтолкнет вниз.
Я маг Каррау. Но я не чувствую города. Не управляю им. Даже не могу сделать так, чтобы такси вовремя приходило. Если (когда) немертвые поймут это – мне конец.