Дракон Каррау

Thistle o'Daniel

И я отпустил чужого ученика.

Теперь он бродит по моей территории. Колеблется, быть может: бежать к мастеру, который его накажет за провал, но сохранит жизнь, или вернуться, чтобы, пока я устал и ослаблен, бросить вызов и завладеть Каррау, словно чужой невестой. Я помню эти жадность и страх: хочется рискнуть, схватить удачу за кончик хвоста – а ты ждешь, ждешь, ждешь… прыгаешь в последний миг – но лишь белые ворсинки в ладони.

Ученик иллюзиониста знает, где я живу, он видел Веру. Видел Давида. Распутать клубок моей личности – дело трех вопросов.

Я лег на спину.

Но не

убивать же его. Нет, можно, конечно. Но это – неидеальное действие. Как и отпускать. Закрывать глаза, притворяясь, что чужого агента нет на моей территории. Агента…

Я опять перевернулся. С поскрипываниями, похожими на шаг подкрадывающегося домового, распрямлялись деревянные полы. По пустой улице, завывая мотором, промчался мотоциклист. Песня Веры стихла.

Все равно не уснуть.

Если не контролировать ошибки, они разбрасывают метастазы и выпускают яд, словно раковая опухоль. Нужно убедиться, что ученик иллюзиониста покинул город. И найти Давида.

Я представил, как в центре комнаты формируется оранжевый сгусток света. Его плоть клубилась, вспыхивая и тускнея внутренними вихрями в ритме дыхания – я подстраивался под него, он – под меня.

Сфера тонкого огня вытянулась, обретая человеческую форму. Мою форму. Темно-каштановые волосы связаны в свободный хвост. Синее пальто, которое я выбросил месяц назад, но до сих пор бессознательно "ношу".

Форма открыла глаза синевато-розового оттенка аметиста. В зеркале я вижу серо-голубые. – От неожиданности я сбился с дыхания и потерял концентрацию. Абрисы формы задрожали и поплыли. Вдох и выдох под счет не помогли. Придуманное тело таяло. Накатило головокружение: размываясь, форма уносила вложенную в нее энергию.

Дело не в контроле. Такие тонкие вещи не контролируешь. Максимум – управляешь ими. А чтобы управлять нужно знать.

Почему здесь у меня глаза цвета аметиста?

Камень Юпитера. Цвет Юпитера. Вот еще одно доказательство того, что я – маг Каррау и владею городом. Хоть и остаюсь глух к нему.

Мир сместился – я стоял посреди комнаты и глядел на себя, лежащего на кровати. Чтобы закрепиться в форме, сфокусировался на руках, покрытых точками-ожогами. Шрамы свежи: розовые, зудящие от неловко пролитых расплавов и выплеснувшихся годы назад щелочей. Шевельнул пальцами. Прошелся, вглядываясь пристально в предметы. Постепенно зрение обрело болезненно-яркую четкость, а иллюзорное тело повиновалось лучше, чем плотное.

Тень заметалась, не зная, к какому мне прилипнуть: стоящему посреди комнаты или лежащему в постели. В итоге разделилась надвое, ослабив меня наполовину.

Исследования – потом. Сначала найти чужака. И Давида.

Ученик иллюзиониста был худ и невысок, носил потертую коричневую кожанку. Лицо землистого нездорового цвета, запавшие щеки. Шагая к дому Веры, он подавал голову вперед, как человек с шейным остеохондрозом.

Я представил, как он бежит прочь, оглядываясь, спотыкаясь и продавливая пространство отвергающего его города. Так прогибается силами натяжения граница воды, отталкивая легкие листья и палочки. Крохотные старые птичьи кости.

Он был высосанной косточкой, лишенной питательных свойств, с отверстиями вместо нервных узлов. Вдохни, выдохни –

и сыграй простую мелодию. Человек-инструмент.

Я оказался там, где видел его в последний раз: перед домом Веры. Он возвышался на тонкой стороне Каррау, словно средневековая крепость. На островерхой крыше, украшенной свежими цветами и статуями каменных Мадонн, стояла девочка с одной расплетенной косичкой. Внучка Веры помахала мне рукой. Я помахал в ответ.

Вокруг девочки мерцала тонкими сияющими стержнями клетка. Надеюсь, ведьма знает, что делает.

В реальном времени – ночь и зима, но на первой из изнанок города застыла свежая золотистая осень. Всегда так, или потому что это моя любимая пора?

Я огляделся:

– Давид?

Никого. Ничего.

– Давид!!

Ни следа, ни намека. Может, он пошел за учеником иллюзиониста? Видел же драку.

Я нащупал место, где пространство города чуть-чуть прогибалось, восстанавливаясь после контакт с Косточкой. Положил на него ладони и двинулся по линии, словно по трамвайному проводу. Сначала медленно, затем – набирая скорость. Пришлось растворить тело, став сгустком сознания.

Путь Косточки петлял. Вот он бежал вдоль дороги. Завернул за угол. Промчался по боковой улице, чтобы возвратитьcя на главную. Опять свернул.

Я преследовал его, пропуская через себя город. Смутно знакомые здания и переулки. Все еще плохо ориентируюсь в Каррау и нет времени вволю побродить с картой. Асфальт вздрагивал, как будто по нему мчались невидимые фуры. Трещины прорезали его со звуком рвущейся бумаги и тут же затягивались свежими рубцами битума.

Левая сторона улицы, по которой, затравленно оглядываясь, бежал Косточка, вдруг почернела и потекла нагретой пластмассой. Дымоподобные контуры магазинов собрались в новый, набравший силу и материальность образ: мощенный брусчаткой проспект, камни блестят от только закончившегося дождя, лиловый свет единственного фонаря едва пробивается сквозь липкий серый полумрак. Нескладный высокий парень в старомодном пальто и со всклокоченными черными волосами прошел мимо бегущего Косточки.

В нем сквозило что-то пронзительно знакомое. Родное даже. Я остановился. Это было прошлое, и прошлое старое. Но то, что волны времени не смыли его, значит, что последствия события все еще реализуются. Каррау принес этот образ, словно верный пес тапочки. У меня никогда не было пса.

Я присел и погладил влажные бугристые камни. Камни дрожали.

Черноволосый споткнулся и нехорошо, с присвистом, закашлялся в кулак. Из тени сверкнули два алых глаза, и вампир, словно дикая кошка, прыгнул на грудь парня.

Оба исчезли, прежде чем коснулись мостовой. Но немертвый в последний миг вскинул взгляд, как будто заметил меня. Это был Винсент. Советник бывшего Принца.

И если город хотел напомнить мне о его природе – ему удалось. Волоски на руках стояли дыбом.

Я отвернулся и вновь встал на след Косточки. Который вызвал такси, проехал квартал, выскочил не расплачиваясь. Подбежал к таксофону и забился внутрь, словно тот – последнее в мире убежище. Затем позвонил кому-то, а повесив трубку, ушел в сторону, противоположную той, куда держал путь вначале. Косточка направлялся на вокзал, чтобы покинуть мой город навсегда.