Дракон среди нас
Шрифт:
Ползучий холодок по хребту. Мурашки на кончиках ушей. Молчание дракона звенит, как перетянутая струна — он сказал одновременно слишком мало и слишком много.
— То есть ты не зря ты уходил от вопросов про машинное войско. — Йеруш произносит это деревянными губами, они дрожат и прихлопывают звуки, не желают выпускать их в мир. — И про другие семейства драконов, а, может, даже про Донкернас, — ну я же так и знал, что ты не просто так уходишь от этих вопросов! Тебя слишком много для обычного, да, дракон? Ты всё-таки придёшь к чему-нибудь из этого. Всё-таки придёшь.
— Когда смогу не потеряться на
Йеруш дёргает головой, словно ему влепили пощёчину.
— Это всё Тай Сум. А говорил, не веришь в предсказания!
— Да кочергу я клал на предсказания. Я ещё до ухода из Гимбла всё это понял, только хотел верить, что ошибаюсь, ты понимаешь, я думал, если буду жить свою жизнь безоглядно, если уйду подальше, то всё оставленное за спиной постепенно рассосётся. Но оно не рассосётся. И вопрос не в моём выборе, Йеруш, а в твоём. Я не хочу тебя ставить перед невозможным выбором в будущем. Это будет нечестно, это может оказаться слишком много для тебя. Мне вовсе не нужно, чтобы тебя поломало в трёх местах только потому, что я… тоже хочу идти дальше вместе с тобой.
Найло медленно поднимается, и под его ногами хрустят камешки. Вцепляется в свои плечи обеими руками и тут же раскидывает их так сильно, что его закручивает вокруг собственной оси. В лунном свете блестят мягкие, неровно остриженные волосы, качаются слева у подбородка и у правой щеки. И глаза тоже блестят, бешено, яростно.
— Ну что же, это шпынь знает как неудачно и не на это я рассчитывал, но я разделю с тобой твой путь, когда придёт его время, и я буду на твоей стороне, дракон. Она чересчур похожа на мою, и я не смогу выбрать что-нибудь ещё.
Илидор тихо, легко и счастливо смеётся, а Йеруш добавляет:
— Но иногда я буду всерьёз пытаться перегрызть тебе горло, имей в виду.
— Я знаю. — Дракон легко поднимается на ноги. — В этой шахте добывали голубой кварц. Было трудно, но я её нашёл.
Он бросает Йерушу небольшой холщовый мешочек.
— Голубой кварц, — непонимающе повторяет Найло.
— Я же говорил: кое-что вспомнил тогда. Пару раз я бывал в шахтах Варкензея, где добывают стеклянный корень. Владелец одной шахты говорил Талаю, что варкензейский стеклянный корень неразбиваемый, как стекло, укреплённое голубым кварцем.
У Йеруша перехватывает дыхание.
— Ах ты…
— Осторожней со словами, если не хочешь, чтобы я вбил их тебе в горло вместе с парой зубов, — мурлычет Илидор, и в темноте, только по его голосу, Йеруш не может понять, насколько дракон шутит или пользуется случаем безнаказанно нахамить. — Словом, ты можешь возвращаться в Сварью, отдай Сайе кварц, и пусть она уже домучает твой несчастный костюм. Это во-первых. Во-вторых, я вернусь с тобой и пойду с тобой дальше, но при одном условии.
— Надеюсь, в нём нет ничего слишком противоестественного?
— Я сам выберу место на побережье, где мы остановимся, — огорошил Илидор. — Меня уже тошнит идти туда, куда нужно тебе, Найло. Твоя очередь идти за мной. Даже если пока что мы идём по твоему пути.
После паузы в несколько вздохов Йеруш просто ответил:
— Ладно.
Оба понимали, что ему совершенно
Когда это вообще стало возможным? Сколько времени прошло с того дня, когда я колотил этого эльфа головой об пол машинной, а он таскал меня по болотам в клетке? Когда, где, как всё успело настолько измениться?..
Дурацкий вопрос, золотой дракон. В Такароне. Абсолютно всё изменилось в Такароне и, возможно, когда вы с Найло вышли из гимблских врат, то не только вы двое, а и весь остальной мир уже не был прежним.
В низине люди плясали и прыгали вокруг костра, а с посветлевшего неба вдруг медленно и торжественно посыпались… Дракон вздрогнул: в первый мир ему показалось, что с неба посыпались хлопья пепла. Но это были просто снежинки — пушистые, торжественно-неспешные в вечернем безветрии.
Илидор закинул голову, стал смотреть на снег и смотрел, пока не появилось ощущение, будто он падает вверх, в бесконечное небо без звёзд. Пушистые снежинки опускались на его щёки, на ресницы, на меховую жилетку, покалывали голую полоску шеи над шарфом, укрывали кружевом золотые волосы. Илидор медленно падал в пушистое небо без звёзд и думал, что не зря полетел из Сварьи на север. Не просто на север, а в горы — тут холоднее, тут чувствуется наступление зимы, ну хоть какой-нибудь, хоть мягкой южной, которая приходит на месяц позднее, чем Илидор привык. Дракон не любил сонную медленную зиму, но сейчас понял, насколько ему не хватало зимнего волшебства. Не хватало снега, который падает с неба без звёзд и отсекает пространства, меняет расстояния, замедляет действительность. Во время снегопада, когда исчезают горизонты, взгляд может наконец сместиться на что-то более близкое.
Что остаётся в вечности от того, у кого не было вечности?
— Год переворачивается, — не понять зачем сообщил Йеруш. И тут же спросил: — Почему драконы не отмечают дни рождений?
— Потому что у нас нет календарей. Только вечность, — помедлив, ответил Илидор, высунул язык и стал ловить снежинки.
Найло долго молчал, сжавшись в комок, сунув руки в рукава куртки. Он мёрз, но не накидывал капюшон — тоже по-своему любовался первым снегом и позволял ему укрывать свою голову ни хрена не греющей шапкой.
— У тебя нет вечности, — наконец сказал он очень тихо.
Кочерга его знает, как Найло это понял. Может быть, когда Илидор потребовал своей очереди определять место, где пройдёт ещё один кусочек жизни, Йеруш наконец сложил воедино все части подобных историй. И наконец сообразил, почему Илидору не наплевать на такие маленькие для обычного дракона отрезочки жизни. Или же что-то дрогнуло в голосе Илидора, когда он сказал «У нас нет календарей», и Йеруш услышал фальшь в этом «у нас». Или же ничего Йеруш не понял, а просто ляпнул наугад.