Дракон среди нас
Шрифт:
— Да уж вот почти трижды по десять, — расплылась в улыбке старуха. — Всюю осень собирала, покуль шагала досюдова, а не тратила ничегошеньки! Под крышей не ночевала, с земли кормилась, добрым людям поможала сколько было сил моих, и от как многонько монеток насобрала!
Йеруш покачал головой. С одной стороны, тридцать монет — это немало, существенно больше, чем у них с Илидором сейчас есть на двоих. С другой стороны, тридцать монет на бесконечность меньше той суммы, которую имеет смысл предлагать циркачам за ребёнка.
Но если у Найло хватило такта смолчать,
— Не знаю, почём нынче в цирках дети, но тридцати монет тебе точно не хватит. Как бы не пришлось собирать монетки ещё пару десятков осеней!
— Да мне лишь нагнать сей цирк, — замахала руками старуха. — Надо лишь разъясниться с тем, кто у их главный! Той человек, главнюк, он же по незнанью Ерджи забрав, думав, за сироту горемычну даёт монетки, а Ерджи ж не сирота вовсе! Я ж у его есть! Ни в кого ж не было права продавать его, когда я есть на белом свете! Главнюк цирковой как про сё прознает, так и отдаст мне внучека! А монетки я ему собираю вдобавок, скока можу, бо он же потратился, когда тем негодникам уплатил. Так я ему верну монеток, сколькенько сможется!
Найло посмотрел на Илидора почти просительно. Старуху нужно вразумить сейчас, чтобы не было мучительно больно потом, но у Йеруша категорически не хватало окаянства говорить жестокие вещи, глядя в такое беззащитное, улыбчивое лицо Мшицки.
У Илидора почему-то хватало. Видно, в драконьих мировоззренческих концепциях не было места идеям лжи или хотя бы молчания во благо.
— Хозяин цирка не отдаст тебе Ерджи, не для того покупал. Скажет, что это была честная сделка, и всё тут. Что знать тебя не знает и видит впервые, что врёшь ты всё и никакая не бабушка Ерджи. Он его не отдаст.
В том светлом случае, если ребенок вообще еще жив, добавил про себя дракон, но уже этого-то вслух говорить не стал. Однако Мшицка лишь заулыбалась лучисто.
— Ты хороший человек, сыночка, тока мудрости тебе не достаёт. А какая без неё вера в добрость людскую? Люди-то хорошие, сыночка, от я скока живу на свете — тока хороших людей и встречаю, завсегда бывает от них и помощь, и щедрость…
— Видел я их щедрость, — в сердцах перебил Илидор, — когда тебе миску каши пожалели, а в котле её было — хоть топись! Доброта аж хлестала со всех клыков этих милых людей, как сейчас помню! А те, от которых мы сегодня улетели, были очень добрые! Так и рвались тебе помочь хоть в чём-нибудь!
— Хороший ты человек, — повторила Мшицка, роясь в своей тощей котомочке, — дажи еси и не человек вовсе, а тока мудрости тебе не хватает. От сего и терпячести не достаёт.
— Мне терпячести не достаёт? — возмутился Илидор. — Это ты ещё Найло не видела!
— Почему это не видела? — тут же ответно возмутился Йеруш.
Мшицка нашла в котомке то, что искала, и теперь смотрела на Илидора, улыбаясь, что-то держала в кулаке, сжимая бессильные искривлённые пальцы.
— От, сыночка, возьми-ка подарочек от бабушки, за добрость твою и сердце запальное! Сё мудрый спуд, что завсегда носила я с собою, а теперь ты его носи и береги. Бо дуже хочется мне, штоб дорожка твоя долгонько вперёд бежала, не запнулася!
Цапнула
Илидор смотрел ей в спину со странным ощущением, будто краем крыла проскользил по границе сна или, хуже того, притчи. Найло тут же оказался рядом, разжал несопротивляющийся кулак Илидора и требовательно спросил:
— А в такое ты веришь?
— В какое? — попытался прикинуться дурнем Илидор.
— В камни мудрости. В заговоры жадности. В фиксацию неопределимого. Амулеты, обереги, наговоры, гадания, толкования снов…
Ничто в научно-выверенной картине мира Йеруша Найло не говорило о том, что подобные вещи способны сколько-нибудь влиять на реальность. К примеру, его мать обожала поутру за завтраком читать сонники, но Йеруш еще в раннем детстве понял, что никакие материны сны ничего не предвещают, а толкования их зачастую противоречат друг другу.
И Йеруш не верил, что неизмеримые сущности вроде значения снов, защит или мудростей можно воплощать в предметах, что мудрости можно хлебнуть, используя некий камешек. А если б, паче чаяний, такая возможность существовала, если бы какие-то из неизмеримых неформулируемых сущностей было возможно зафиксировать подобно тому, как маги фиксируют некоторые изменчивые состояния материи, то камни с мудростью не раздавали бы бесплатно где ни попадя всякие нищие старухи.
Словом, Йеруш считал, что подобное невозможно, но на всякий случай задавал вопросы о непознаваемом с присущей ему занудной настырностью.
— Не верю, — Илидор тоже посмотрел на гладкий камешек и сказал не то ему, не то Йерушу: — А будь подобное возможно, я бы выбросил его в реку.
— Выбросил камень, дающий мудрость? Это ещё почему?
Дракон посмотрел на Йеруша совершенно ясными, чистыми золотыми глазищами.
— Да потому что я не хочу себе мудрости, Найло. Она всегда жестока.
Поутру Илидор потребовал сделать ему списку с карты, на что Йеруш ужасно разворчался: пришлось пожертвовать для этого старым черновиком, исписанным только с одной стороны, а бумага, знаете ли, и так удовольствие дорогущее, у путешествующего же учёного она и вовсе на вес золота.
Дракон даже не дослушал негодовательный спич Йеруша — нетерпеливо пощёлкал пальцами, посеребрел глазами и со значением покосился на большой рюкзак. Бурча, шипя, словно бешеный кот, и рискуя опрокинуть походную чернильницу, Найло перерисовал карту с ближайшими селениями более-менее точно. После этого Илидор повадился куда-то пропадать во время привалов. Рыскал по окрестностям, причём, как подметил Йеруш, дракона интересовали в основном пригорки, осадочные породы и скалы, которые изредка попадались на пути. Постепенно Илидор заполнял свою списку пометками.