Дракон среди нас
Шрифт:
— Тьфу на тебя! — рассердилась стряпуха. — Нашла ж чего рассказать к ночи!
— Правда, — баюн покачал головой, — такими побасками тока привлекать лихоту, а не отгонять.
— Спасибоньки что потешила, тока нет тебе каши, — припечатала стряпуха и повернулась к частушечнице: — Ну а ты чего расскажешь? Давай уж постарайся, придумай повеселее!
Мшицка непонимающе смотрела на стряпухину спину, улыбалась ей застенчиво.
— Дочечка, мне покушать бы. Хоть чего бы.
Стряпуха делала вид, что не слышит. Баюн и черноусый, стоявшие рядом, не глядели на Мшицку, а с подчеркнутым вниманием глядели на
— А я девка боевая,
Правда, боевитая!
Семерым поизменяла,
Ни разу не битая!
Люди дороги дружно грохнули смехом и стряпуха принялась щедро накладывать в миску частушечницы наваристую кашу на бульоне. Мшицка непонимающе моргала в стряпухину спину и робко улыбалась, держала просительно свою кособокую деревянную мисочку.
— Да вашу ж мать! — Взвился Йеруш, вскочил, но Илидор опередил его, мягко скользнул к большому костру, обхватил Мшицку за плечи, развернул к их с Найло небольшому костерку.
Когда он увёл старуху, люди дороги заметно повеселели, расслабились спинами, помягчели лицами. Отчего ей пожалели каши, которой в большом котле было вдосталь, дракон не понял. Ну, рассказала бабка невесёлую историю, и что теперь?
Они с Йерушем сварили себе на ужин жидкую похлёбку из того, что ещё оставалось в котомках: немного моркови и дробленого ячменя, кожица с остатками сала. Поджарили на горячих камнях горстку лепешек из терпкой ячменной же муки. Словом, негусто было с едой, а что жрать завтра — и вовсе одна ржавая кочерга знает, но тем, что имелось, со старухой поделились.
— Хорошие вы люди, сыночки, — улыбалась Мшицка и неторопливо, наслаждаясь каждым глотком, хлебала варево, аккуратно отщипывала кусочки лепёшки, не роняя в траву ни крошечки.
Илидор отставил свою опустевшую миску, старательно игнорируя требовательное бурчание в животе, вытащил из-за пазухи котёнка, скормил ему половину последней собственной лепешки и опустил животное на листвяную постилку. Оно сначала заполошно мякнуло, решив, что его снова решили выбросить помирать от холода и голода, но тут же забыло про страх, заинтересовавшись желудями. Найло, усевшись под ивой на перевернутом вверх дном котелке, сорвал длинную ветку и пошуршал ею по листве. Котёнок отпрыгнул боком, вызвав смех одной из женщин от большого костра, а потом принялся атаковать ветку, заходя сбоку, хлеща себя хвостом, издавая воинственные мявы.
Илидор с весёлым изумлением наблюдал, как Йеруш Найло играет с котёнком, улыбается, совсем не выглядит безумным, не совершает дёрганых телодвижений и вообще невероятно похож на обычнейшее, нормальнейшее двуногое.
Вскоре уже весь лагерь покатывался со смеху, люди восклицали: «Гляди, гляди!» и «Ай да хищник, ай да крысолов растёт!». Только брюзга-стряпуха делала вид, что не слышит никакого хохота, да баюн в сторонке молча плёл обережь, впрочем, наблюдая за котёнком со спокойным благожелательным интересом.
Частушечница подошла тихо, и дракон от неожиданности вздрогнул, когда она села на пенёк рядом с ним. Покосился.
— Уступишь мне котёнка, Илидор?
Он обернулся всем телом, посмотрел на неё внимательно, с интересом. Была она крепкая, плотно сбитая, как все люди из группы Кумлатия, но какой-то
Дракон поёжился.
— Правда, уступи котёнка. Он хорошим зверем вырастет, бойким, за ним смех идёт, будет боронить нас от осенней лихоты, а зимой как на постой станем, он мышей почнёт гонять. Я люблю котов, ты не думай. Кормить буду и заботиться, не выброшу и в обиду не дам. Вот чтоб мне голос потерять, если совру тебе!
Илидор молчал, в общем, просто от растерянности. Он ещё не думал, что собирается делать с котёнком, — подобрал его просто потому, что не мог оставить на дороге.
— Тебе же он не нужен, — продолжала упрашивать частушечница. — Тебя и так никакая лихота не возьмёт.
— С чего это?
Женщина мотнула головой.
— Не возьмёт и всё. Ты другой.
Дракон снова поёжился — теперь уже от вечерней прохлады — и ляпнул наобум:
— Уступлю тебе котёнка за три монеты.
Ни сам Илидор, ни частушечница в жизни не слыхивали, чтобы котят продавали, — хотя образованный Йеруш мог бы им рассказать про несколько эпидемий сыпняка и пузыристой трясучки в землях Эльфиладона и близлежащих людских. Болезни, как считалось, разносились крысами, так что в те годы котят от кошек-крысоловок продавали по цене хорошей дойной коровы.
Частушечница крепко задумалась и довольно долго, склонив голову, смотрела, как котёнок гоняется за веткой. Что-то прикидывала, шевеля губами.
— Негусто у меня с монетами сейчас. Может, мёдом возьмёшь? Или зайчатиной вяленой? Ещё есть беличьи шкурки, но они дороже трёх монет, их я в Хшане буду продавать. Если дотуда вместе дойдём, так смогу отдать и монетами.
Илидор не имел ни малейшего понятия, где находится город Хшан (или Хшана?), а в животе дрались голодные кишки.
— Можно и мёдом.
Наевшиеся осоловелые люди медленно расползались группками в сумерки. Где-то тихо напевали, где-то травили байки, и все голоса оборачивались вечерней сонной леностью. Только Илидор сейчас выглядел даже бодрее, чем днём, глаза его блестели, а тело тянулось к небу словно само собою, перехватывая управление у головы, разворачивало плечи, поднимало подбородок, трепетало крыльями.
— Я надеюсь, ты не планируешь носиться над лагерем и орать, — веско изрёк Найло.
И посмотрел таким эльфским взглядом, что на миг дракону показалось — Йеруш сейчас добавит: «Это прямое указание, сделанное в интересах Донкернаса, Илидор, если ты вдруг не понял».
— Взлечу повыше, ага. Так даже лучше, знаешь, небо ведь гигантское — за год не проорёшь.
— Илидор! — в голосе Найло прорезались почти-просительные нотки, он схватил дракона за плечо, едва ли осознав это. — Не надо сейчас летать! Вокруг прорва народа, тебя могут увидеть! Может, они будут бежать отсюда до самого моря с криками и всем о тебе расскажут, и потом в каждом городе стражи будут узнавать в тебе дракона! А может, эти люди сейчас побегут на тебя с дубинами! Нам не нужны сложности, нам не нужно создавать их больше, чем уже есть, ау, Илидор, ты меня слышишь, ты понимаешь все мои слова? Полетаешь в другой день, когда вокруг не будет стольких людей! Сейчас не время!