Драконы, Луна, крысиные хвостики

Север Гай Михайлович

Девочка, с примочкой на голове, кряхтела, стонала, хныкала, вздыхала и плакала.

По Замку пронесся слух: принцесса расшибла голову и долго не проживет. В опочивальню прибежал поваренок: требовались разъяснения, как поступать с обедом, который уже ароматно дымился на кухне. Получив нужные распоряжения («Корочку хлеба... И полчашечки шоколада... Если я не умру»), поваренок умчался обратно, и старый повар вздохнул с облегчением. Обед был подан как требовалось. (Правда, не обошлось без тарелки овощного супа и пучка зелени,

которую старик всегда покупал лично, в секретном месте.)

Когда дядюшка решился заглянуть в опочивальню, принцессы там не было: ее увели в каминную, где она заканчивала обедать. Нянюшка, лекарь и повар стояли рядом и с благоговением наблюдали, как принцесса доедает ароматный суп и догрызает пахучие зеленые хвостики. На голове у нее торчала примочка, из-за которой прическу пришлось распустить, и волосы свободно падали по плечам.

Настало время менять примочку. Принцессу пересадили ближе к пылающему очагу. Она завертелась, пытаясь увернуться от нянюшки, которая накладывала примочку. Лоханка с примочкой стояла рядом, на специальном столике (принесенном по распоряжению лекаря). Нянюшка пухлая, в чепчике, в переднике, в многочисленных юбках суетилась вокруг несчастной.

Ой-ой-ой, нянюшка! Ведь оно щиплется! ныла Тар-Агне. Ой-ой-ой, ведь оно щиплется, щиплется, щиплется!

Тар-Агне! нянюшка рассердилась. Сядь смирно и не верти головой. Схлопотала увечье, а лечиться за тебя будет дядюшка? Повернись и не дергайся.

Принцесса зажмурилась и обернулась к старушке. Нянюшка шлепнула примочку на шишку.

Ай! Тар-Агне взвизгнула и подпрыгнула. Оно холодное! Оно щиплется! Такое холодное и так щиплется, что я точно умру, наконец!

Не вертись! Нашалила сиди с лекарством, несносная безобразница.

Я не нашалила! Оно само! А ты нет чтобы меня пожалеть ругаешься! Ты не любишь меня вообще! А я играла у тебя на коленях! Какой сегодня ужасный, горький, тяжелый день! Сначала не дают посидеть у окошка и посмотреть в дождь. Потом не позволяют приказать гадким послам, чтобы убрались. Потом мучат примочками. Если хочешь, чтобы я быстрее поправилась, отпусти меня на кровать. Я полежу, и все заживет, и не мучь меня своими примочками. Все меня обманывают, хотят отобрать Восточные горы, ждут моей смерти.

Ты шалунья, Тар-Агне! Видишь, что получается, если не слушаться взрослых. А послушайся дядюшку не сидела бы сейчас с примочкой, увещевала нянюшка, утирая пухлые розовые щечки белоснежным платочком.

А почему он запретил мне приказывать, нянюшка? Я ведь даже ведь королева! Хочу приказываю! Не хочу не приказываю! Скажи ему, нянюшка, пусть он не запрещает приказывать.

Скажу, скажу. Только ты слушайся и не заставляй меня волноваться.

Это все он виноват! Запретил отправить послов на плаху. Я так и знала, что не успею. О-о-о, как мне противно. Пусти меня, нянюшка, я пойду и прилягу. У меня трещит в голове, звенит в ушах и мерцает в

глазах. Я скоро умру.

Надо слушаться взрослых! снова рассердилась нянюшка. Теперь твоя голова превратится в распухший пузырь, и ты не заметишь, как нам объявят войну глупые люди. О государстве хотя бы подумала, если себя не жалеешь.

Нянюшка собрала лечебные принадлежности и уплыла прочь. Лекарь, замешкавшись на минуту, также покинул каминную.

Девочка, иди отдыхать, дядюшка подошел к креслу, где горевала принцесса. Он погладил ее по голове, она прижалась к нему.

Дядюшка... Почему жизнь такая противная штука? Почему все так гадко?

Болит, моя девочка?

Ужасно! принцесса потрогала примочку. Хоть бы умереть скорее.

Иди отдыхать.

Дядюшка снял племянницу с кресла и отвел в опочивальню. Там он проследил, чтобы девочка улеглась, завернулась, и закрыл окно занавеской чтобы стало темно, уютно и сонно.

Обещай, что сразу уснешь.

Откуда я знаю... А вот кто сделал такие двери пусть отправят на плаху. Обещай.

Обязательно. Я прикажу, чтобы их раздвинули на три шага. Отдыхай.

Дядюшка погладил племянницу по распущенным волосам и тихо вышел из комнаты.

Голова болела, звенела, гудела заснуть было невозможно. Принцесса ворочалась, ворочалась, ворочалась, примочка в конце концов свалилась и испачкала атласную подушечку. Тар-Агне сползла с кровати, положила примочку на столик, добрела до окна, просунулась в занавеску. Прижалась разбитым лбом к холодному стеклу.

Здорово, прошептала она. Вот так и буду сидеть. Пока не умру.

Потом она вдруг подумала, что умирать ей, в сущности, рано, а прогуляться можно. Прошла к гардеробной, выудила накидку, туфельки, облачилась и вышла в маленький внутренний дворик.

Там было здорово. Дождь недавно закончился. По небу плыли пухлые клочья с серыми брюшками. Сонный ветер дул совершенно не холодно. Сад был напоен свежайшим ароматом зелени и цветов, радостных после дождя.

Тар-Агне решила, что умирать действительно повременит, и зашагала по аккуратным дорожкам. Цветы по сторонам так пахли, так благоухали, что голова стала проходить. Принцесса бродила, внюхивалась в аромат и наконец донюхалась до того, что голова загудела уже по-другому от запахов.

Тогда Тар-Агне присела на скамеечку рядом с дверьми и стала разглядывать небо. Мокрые рваные серые облака плыли так низко, что проглотили верхушку Башни.

Стояла звонкая тишина, какая всегда бывает в маленьких двориках, где капли после дождя сочно хлюпают с листьев в лужицы у корней. Ветер стих совершенно. Тар-Агне завернулась в накидку лохматую, мягкую, теплую, и ей было славно (насколько может быть славно с такой шишкой на лбу). Она оглядывала свой дворик, замшелые мокрые стены и крыши вокруг.