Драконья алчность
Шрифт:
— Ну, я не знаю… — неуверенно протянул он. — До меня вроде бы человек пять приезжало, а с тех пор, как я заступил, прибыло два генерала, полковник и трое в штатском… А вот кто из них Анатолий Федорович или Степан Сергеевич, я не знаю…
— Но полковника Саленко ты хоть знаешь? — повысив голос, возмутился Корсаков.
В этот момент я решил немного помочь столичной журналистике. Чуть напрягшись, я мысленно слегка толкнул сознание бедного старшего лейтенанта, и тот немедленно вспомнил.
— Ну! Конечно, знаю… Сергей Маратович!
Говорил он очень уверенно, но в глубине
— Так вот именно Сергей Маратович и посоветовал нам разыскать Анатолия Федоровича — ведь это ему поручено расследование ограбления?!
Тут молодой старший лейтенант просто испугался. Заметно побледнев, дрогнувшим голосом он переспросил:
— С чего это вы взяли, что здесь произошло ограбление?… Какое здесь может быть ограбление?… Вы что, шутите?!
— Ладно, мы не собираемся обсуждать эту тему!… — резко махнув рукой, оборвал его Толька. — Ты скажи, как нам отыскать Шуйского, и больше к тебе вопросов не будет!…
Старший лейтенант чуть было не сказал, что в помещение выставки никого пускать не велено, но я снова слегка толкнул его сознание, и вместо приготовленной отповеди он неожиданно для самого себя брякнул:
— Они все сейчас в первом зале… Но скоро должны выйти… Там и смотреть-то особенно не на что…
Тут он огромным усилием воли заставил себя замолчать, удивленно похлопав ресницами.
— Ну и прекрасно! — с воодушевлением воскликнул Толик. — Мы сами их найдем, можешь нас не провожать!…
Ухватившись за мой рукав и бросив, как само собой разумеющееся: «Это со мной…» — он потянул меня внутрь помещения.
За нашими спинами раздалось слабое, растерянное «э-э-э…», но мы, бравые журналюги, даже не оглянулись на оболваненного милицейского офицерика. Уже в темноте коридора я едва слышно поинтересовался:
— А если следствие ведет не Шумский, что мы будем делать?
— Да не знаю я никакого Шумского-Мумского… — пробормотал в ответ Корсаков. — Просто назвал первую пришедшую в голову фамилию, чтобы казаться осведомленным!…
«Вот так действуют московские журналисты! — восхищенно мелькнуло в моей голове. — Будет о чем написать в моей милой провинциальной газете!»
Между тем темный коридорчик кончился солидной дверью, но между нею и косяком наличествовала вполне достаточная щель, — достаточная для того, чтобы слышать, о чем говорили в комнате. А разговор этот был весьма интересен!
— …этого просто не может быть! — не громко, но очень авторитетно гудел явно начальнический баритон. — Нет в криминалистической практике случаев, чтобы грабитель не оставил ну совершенно никаких следов!…
— И тем не менее, генерал, это так, — ответил баритону усталый и какой-то безразличный тенорок. — Мои специалисты осмотрели все помещение выставки очень внимательно и… ничего не обнаружили… А я своим специалистам вполне доверяю…
— Доверяете! — Баритон заметно раздражался. — Значит, я должен поверить в то, что грабители летали по помещению и вскрывали витрины, не прикасаясь ни к стенам, ни к стеклам, ни к потолку, ни к полу!… Да вы у нас, милый Николай Васильевич… сказочник! Гоголь, случаем, не ваш псевдоним?…
Грозный монолог на секунду прервался, после чего зазвучал в несколько ином ключе:
— А вот и наши… к-хм, музейные деятели! Ну так что, определили вы наконец, что конкретно похищено?!
— Да, това… госпо… генерал, — ответил очень неуверенный, даже слегка дрожащий голос. — Похищены изумрудная брошь, сапфировая брошь, алмаз «Шах» и эгрет в виде фонтана…
На секунду в комнате повисло молчание, а затем с некоторым даже облегчением снова прозвучал баритон:
— Ну, не так уж и много…
— Немного!… — неожиданно взвизгнул докладывавший о пропажах голос, мгновенно ставший уверенным до истерики и срывающимся на фальцет. — Немного!… Три камня из семи исторических камней Алмазного фонда и одно из наиболее значительных художественных произведений — это, по-вашему, немного?!!
— Скажите спасибо, что у вас не утащили большую императорскую корону, скипетр и державу!… — неожиданно брезгливо осадил истерику баритон. — А эти… пропажи… мы как-нибудь… замнем…
И снова за дверью наступила тишина, было слышно только шумное дыхание явно обиженного музейного деятеля. Только спустя несколько секунд баритон снова вернулся к прерванному было разговору:
— Так все-таки, Николай Васильевич, как могли похитители забрать… э-э-э… экспонаты, не вскрыв и не повредив остекление витрин?…
— Не знаю… — негромко ответил усталый тенор. — Пока не знаю… Но узнаю…
— Вы уверены в том, что узнаете?… — слегка насмешливо поинтересовался баритон.
В этот момент мне на плечо легла чужая тяжелая рука, и позади нас раздался негромкий уверенный голос:
— Вы кто такие и каким образом проникли сюда?! — Вслед за этим нехорошим вопросом последовал увесистый толчок, мы с Корсаковым, подпихивая друг друга, открыли дверь и ввалились в помещение, где происходил подслушанный нами разговор. Следом за нами вошел невысокого роста, коренастый мужчина лет сорока с двусмысленной улыбкой на грубо вылепленной физиономии.
— Вот, господа, посмотрите, для кого вы тут вели обсуждение! — все так же спокойно проговорил наш «пленитель». — И где же ваша хваленая секретность!…
Вся компания, собравшаяся в переднем зале выставки, уставилась на нас.
Я бегло осмотрелся. Помещение было неярко освещено, причем большая часть освещения проистекала от подсветки витрин. На странного вида корявых табуретах сидели четверо мужчин: трое в штатском и один в милицейском генеральском мундире. Чуть в стороне, около одной из витрин, стоял еще один милицейский генерал, а напротив него невысокий старичок в весьма непрезентабельном костюмчике. Рядом со стариком растерянно топталась совсем еще молодая женщина в неброском темном платьице, с гладко зачесанными волосами и огромными очками на тоненьком носу. На ее лице было написано самое настоящее горе. Двое довольно молодых мужчин в штатском копались в отдаленном углу, фотографируя одну из витрин каким-то чудным фотоаппаратом, оснащенным фотообъективом совершенно невообразимой величины.