Драконья любовь, или Дело полумертвой царевны

Малинин Евгений Николаевич

Семецкий склонил голову набок, припоминая вчерашний вечер:

– Помню… живую воду с опером уполномоченным гнали… это опер так говорил – гнали, не знаю уж куда… ребята за столом собрались, гнатую живую воду пробовать, помню… Потом вот этот… – Семецкий ткнул в мою сторону костылем, – …стал из самогонки всякую всячину колдовать, помню… Да, помню пунш пробовал, ох, хороша штука – и выпить еще не успел а и снутри и снаружи будто огнем продрало!! Больше ничего не помню!

– Семецушка, ты ведь как есть

сгорел! – Подвывающим голоском встрял в разговор Шестецкий.

– Как сгорел?! – Аж присел Семецкий. – Когда сгорел?!

– Вчера сгорел… Только горка пепла и осталась! – В голосе Шестецкого бились неподдельные слезы.

Физиономия Семецкого вдруг презрительно скривилась:

– Ну, ты, Шестецкий, до лупана допился! Ну подумай сам, если я сгорел, так откуда же я сейчас-то взялся?!!

– Так, из яйца взялся, – растерянно пояснил Шестецкий, – из того, которое под пеплом нашлось. Я еще ребятам говорил, когда это, мол, Семецкий успел яйцо снести…

– Шестецкий!!! – Неожиданно взъярился фальцет Семецкого. – Ну, ты совсем уже!!! – Он два раза трахнул себя костылем по макушке и продолжил. – Как же я мог яйцо снести, да такое, что внутри него оказался?!! Подумай своей слабой головой! По-твоему выходит, что я сам себя снес!! Ну как такое может быть?!!

– Конечно снес! – В свою очередь окрысился Шестецкий. – Потому ты и такой крошечный!

– Что значит – крошечный?.. – Насторожился Семецкий.

– Ну посмотри на себя и на нас! – Указал ему Шестецкий.

Калека глядел себя, потом каждого из окружавших его мужиков, включая и меня, а затем задумчиво проговорил:

– Так это не дефект зрения?..

Ответа на его вопрос не последовало, тогда он добавил:

– Я давно заметил, что вы как-то уж слишком… великоваты, но подумал, что у меня что-то со зрением… Расфокусировка, типа… с перепоя… А это, значит, на самом деле… Может это от заколдованной живой воды?..

И снова ответа на заданный вопрос не было, хотя Семецкий глядел на нас с надеждой.

Наконец Первецкий махнул рукой и положил конец обсуждению случившегося:

– Ладно, главное все целы! Пятецкий, отнеси Семецкого в дом, пусть отдохнет…

– Чегой-то я отдыхать буду?.. – Пискнул было Семецкий, однако развить тему ему не дали.

– Пусть отдохнет!! – С нажимом повторил Первецкий.

Пятецкий протянул руку, ухватив Семецкого поперек туловища, приподнял его и брезгливо сморщился. Повернув крошечного калеку к себе спиной, он проворчал себе под нос: – Обделался что ли?.. – и потопал в дом.

– А ты, – Первецкий посмотрел мне в лицо, – приходи со своими друзьями прям сейчас вон в тот дом.

И Первецкий ткнул пальцем в сторону единственного двухэтажного домика, стоявшего посреди деревенской поляны.

Я кивнул и поспешил обратно к дому Пятецкого будить ребят.

Однако,

они уже проснулись. Когда я вошел в дом, Макаронин сидел у стола и что-то жевал, прихлебывая из большой кружки исходящее паром варево, а Володьша мерил комнату быстрыми шагами, держась обеими руками за голову. Увидев меня, он остановился и в его взгляде возник испуганный вопрос.

– Все в порядке, – попытался я успокоить свою компанию, – сейчас мы пойдем к Первецкому, и он отправит нас в столицу.

Володьша бросил быстрый взгляд в сторону замершего Юрика. Потом снова посмотрел на меня, облизнул губы и проговорил:

– А старший лейтенам мне сказал, что мы вчера вечером… того… Семецкого сожгли…

– Ну, допустим, он сам себя сжег, – улыбнулся я, – так что к нам никаких претензий нет. – И тут же посерьезнел. – Да, Шептун, Пятецкий предлагает тебе остаться здесь, говорит, что тебе у них будет хорошо, так что смотри…

Руки у Володьши медленно опустились, глаза обиженно округлились, и он тихо прошептал:

– Ты что, колдун, прогоняешь меня?..

– С чего ты взял?! – Удивился я. – Захочешь с нами идти, пойдешь с нами, захочешь остаться – оставайся. Выбор за тобой.

Володьша облегченно вздохнул и улыбнулся:

– А я уж испугался, что вы меня здесь оставите!..

– Да ты что!! – Подал голос Юркая Макаронина. – Ты ж теперь у нас друган – не разлей вода!!

В этот момент в комнату вошел Пятецкий и сразу же направился к лавке, на которой стоял умывальный таз, бормоча себе под нос:

– Надо же так обделаться!.. И где теперь для него штаны искать?!

– Как там Семецкий?.. – Спросил я.

Пятецкий обернулся, не переставая полоскать в тазу свои ладони, и пробурчал:

– Нормально… Уже вот на столько подрос, – он развел ладони сантиметров на тридцать, – Едва успел раздеть его и разбинтовать!

– Так Семецкий жив? – Удивился Володтша.

– Живее некуда, – Отозвался Пятецкий, разглядывая свои ладони, – И ругается зараза, ну чистая сорока!

Макаронин вдруг ухмыльнулся и с язвиночкой в голосе произнес:

– Значит, он, падла, притворился, что сгорел!! На испуг нас взять хотел!! Ну-ну!!

– Да ничего он не притворялся! – Отмел необоснованные подозрения Пятецкий. – Сам же вчера видел! Мы его сегодня в яйце нашли, которое в пепле осталось! Да вон колдун сам видел…

– А зачем надо было раздевать его и… э-э-э… разбинтовывать? – Осторожно поинтересовался Володьша.

– Так я ж говорю, растет он, уже вот такой стал, – Пятецкий снова отмерил ладонями тридцать сантиметров, – а холстинка-то не растет, не растягивает и не рвется, вот и пришлось ее срочно сматывать… Да и нет у него никаких переломов, и голова цела!.. Скачет по дому, как ни в чем не бывало… голый!