Драконья любовь, или Дело полумертвой царевны

Малинин Евгений Николаевич

Выслушав меня, мужики с минуту молчали, а затем Вторецкий, стрельнув в мою сторону глазом, покачал головой:

– Да, колдун, задачка у тебя – проще некуда!.. Ты хоть соображаешь, с кем связываешься?!

– Да ни с кем я не связываюсь!.. – Огрызнулся я. – Если б Людмила по доброй воле ушла, я бы к вам сюда и не сунулся, а вертеть людьми, принуждать их – извини-подвинься!! За такие вещи я еще в детстве кое-кому морду бил и сейчас задницу надеру!!!

– Ха!.. Надерет!.. – Ощерился Вторецкий, и тут вдруг раздался

бас Пятецкого:

– Да перекинь ты их в столицу, Первецкий, пусть попробует! Только ты, того, колдун, Шептуна с собой не бери, пусть с нами остается, с нами ему лучше будет!

Я взглянул на вернувшегося с ведром Пятецкого и пожал плечами:

– Захочет Володьша с вами остаться, я его силой не потащу, а захочет со мной идти, тоже возражать не стану – он парень надежный и помочь может серьезно!

Ладно, – поднялся со своего места Первецкий, – перекинем мы вас в столицу.

Перешагнув скамейку, он обошел стол и кивнул Пятецкому:

– Давай, сгребай пепел в ведро… Хоронить будем!..

Пятецкий поставил здоровенное и, видимо, тяжеленное, собранное из толстых дубовых клепок ведро рядом со скамейкой, точно под конусом пепла, и попробовал ладонью сдвинуть часть этого конуса в приготовленную емкость. Едва прикоснувшись к серой, рыхлой поверхности, он вскинул голову, нашел глазами Первецкого и удивленно прошептал:

– Горячий еще!..

Первецкий сделал шаг вперед и присел рядом с Пятецким на корточки. Ладонь Пятецкого медленно двинулась по лавке в сторону ведра, часть конуса сразу же дрогнула и с тихим сухим шорохом съехала со скамейки…

И тут из-под слоя темно-серого пепла показался округлый, поразительно белый бок какого-то странного предмета.

– Стоп! – Немедленно скомандовал Первецкий. Теперь уже все мы стояли рядом со скамейкой, на которой лежал пепел Семецкого, внимательно наблюдая за действиями «похоронной команды».

Первецкий отыскал на земле маленькую щепочку и принялся аккуратно, словно опытный археолог, очищать поверхность обнаружившегося предмета, сметая пепловый конус в ведро небольшими порциями. Скоро большая часть пепла была убрана, и перед нашими взорами появилось здоровенное, размером с хорошую дыню-торпеду… яйцо! Причем оно стояло на сиденье скамьи вертикально, как Ванька-встанька, острым концом вверх.

С минуту мы разглядывали нашу неожиданную находку, а затем рыжий Шестецкий недоуменно произнес:

– Это когда же Семецкий успел яйцо снести?!

– И что нам теперь с ним делать?.. – Добавил Пятецкий.

– Такую штуку можно очень хорошо пристроить в столице! – Неожиданно высказался Вторецкий. – Хороший навар получим!

– Может его, действительно, толкнуть столичным хлыщам! – Подхватил мысль Пятецкий. – Ну в самом деле, не хоронить же нам его!..

И тут из яйца отчетливо послышался частый стук и тонюсенький, ужасно визгливый голосок проверещал:

– Собой

торгуйте!! А себя я и сам смогу пристроить!! Деляги!!!

Надо признаться – мужики просто оторопели, и я вместе с ними, а голосок, после новой порции стукотни, неожиданно проверещал:

– Ну что стоите столбами, помогите! Видите, у меня не получается!!

– Чего не получается?.. – Шепотом поинтересовался Шестецкий, отступая на шаг от скамейки.

– Ничего не получается!! – Взвизгнули в яйце.

И тут меня осенило! Быстро нашарив на неубранном столе большую ложку, я аккуратно стукнул ее хлебалом по верхушке яйца. Ничего не произошло.

– Бей сильнее! – Донесся новый визг из яйца.

Я приложился посильнее, и снова ничего не произошло, а в голове у меня вдруг пронеслось: «Дед бил-бил, не разбил! Баба била-била, не разбила!! Мышка бежала хвостиком махнула…»

– Ты что, пять суток без хлеба и воды!! – Верещало яйцо. – Отнесите подальше от меня этого дистрофика, пусть нормальный мужик стукнет!!

«Ах ты зараза! – Зло подумал я. – Я опасаюсь за его здоровье, а он дистрофиком обзывается!! Ну, получай!!»

И размахнувшись богатырски, я влепил по яйцу что было сил!

Скорлупа разлетелась, и только по счастливой случайности хлебало ложки съюзило чуть в сторону, не задев насельца яйца. Крохотный, размером с ладонь Семецкий сидел, неловко вытянув обмотанную бинтом ногу и прижав перевязанную руку к груди в оставшемся целым куске скорлупы, наполненном какой-то дурно пахнущей, тягучей жидкостью, и испуганно взирал на собравшуюся публику. Его замотанная голова заметно тряслась, а в здоровой руке он сжимал крохотный костыль. Разглядев в моей руке ложку, он как-то странно дернулся, словно пытаясь отползти в сторону, а затем жалобным голосом пропищал:

– Ну ты изверг, пуншевар! Что ж ты так ложками-то размахиваешь, ведь ты меня чуть окончательно не покалечил!!

И вдруг раздался растроганный бас Пятецкого:

– Вы посмотрите, кто у нас вылупился!! Вы посмотрите, какой красавчик!! Семецкий, тебе яичко порубить, или ты сразу зернышки клевать будешь?!!

Семецкий быстро вскочил на здоровую ногу, подперся крохотным костылем и с достоинством пропищал:

– Не надо мне никакие яички рубить!! Вы лучше скажите, куда мою самогонку дели?! Небось уже всю прикончили?!!

– Да цела твоя самогонка! – Все тем же растроганным тоном пробасил Пятецкий. – После твоего вчерашнего фейерверка она никому в глотку не полезла!

– Это чегой-то она в глотку не полезла?!! – С крутым апломбом поинтересовался калека, а затем вдруг замолчал и растерянно оглядел умильные физиономии окружавших его мужиков. – Слышь, ребята, а чего вчера было-то, какой фей… еврейк?.. Я, прижми меня леший, ничего не помню!!

– Ну хоть что-то ты помнишь?.. – Осторожно поинтересовался Первецкий.