Дракула против Гитлера
Шрифт:
ДАТА: 17 ИЮНЯ 1941 ГОДА.
КОМУ: ОБЕРГРУППЕНФЮРЕРУ СС РЕЙНХАРДУ ГЕЙДРИХУ, РСХА.
ОТ: МАЙОРА СС ВАЛЬТРАУДА РЕЙКЕЛЯ.
КОПИЯ: ГЕНРИХУ ГИММЛЕРУ, РЕЙХСФЮРЕРУ СС.
Ниже привожу новые данные о развитии событий на данный момент:
Наш заключенный упорствует и не желает идти на компромиссы. Последние полутора суток он кидался на решетку и бился о двери своей камеры. Снова и снова, безостановочно, с яростной силой. Его соседи жалуются на постоянный шум, грохот и крики — те, у кого во рту еще есть языки.
Ярость его настолько
У меня была когда-то в прошлом такая травма, и могу засвидетельствовать, что она сопряжена с самой мучительной болью. И такое происходило не раз! Было ли это всякий раз одно и то же плечо или разные, я точно сказать не могу, так как очевидцы были настолько этим ошарашены, что относительно таких подробностей их показания ненадежны.
(К сведению и размышлению: способности этого Существа к восстановлению просто поразительны. Следует также отметить, что раны, пробитые у него в руках рельсовыми костылями, полностью зажили, и на них даже не осталось рубцов).
Стальные двери и решетки камеры уже начали внушать некоторое беспокойство, выгибаясь наружу, однако еще держатся — пока. Поразительное проявление силы и решимости.
Мы рассмотрели возможность попытки побега, хотя это и почти невероятно (слово «невероятно» становится обычным явлением во всем этом ЧП). Я приказал установить пулеметную точку в конце коридора, неподалеку от камеры Существа, с тяжелым пулеметом MG34. Пулеметные расчеты усилены сменяющимися нарядами моего личного состава СС. Эти посты круглосуточны.
Возникла проблема с дальнейшим исследованием Существа, так как оно на данный момент свободно разгуливает внутри камеры, ничем не скованное — ни цепями, ни наручниками. Поэтому я разработал план нападения, с помощью которого смогу вновь контролировать Существо.
Чтобы вам понятна была наша проблема, поясню: окно, которое пропускало в камеру солнечный свет и служило нашим единственным средством контроля над Существом, теперь прикрыто. Вампир заткнул это отверстие гимнастеркой покойного ефрейтора.
Двое моих лучших людей спустились по веревке к нему с внешней стороны замка. У окна камеры они стали ждать моего сигнала.
Время атаки было согласовано с углом падения солнечных лучей. И когда я подошел к дверям камеры, Существо посмотрело на меня свысока и надменно спросило, будет ли сегодня у него в меню еще один немец для пиршества.
Проигнорировав эту издевательскую шутку, я отдал приказ начинать.
По этой команде два солдата, находившиеся снаружи, сорвали руками ткань, препятствовавшую проникновению солнечного света. Вследствие того, что это препятствие было устранено, в камеру проник солнечный свет, заполнивший большую часть помещения.
Тварь была вынуждена отступить в угол, все же оставшийся в тени.
Мы, воспользовавшись этим, торопливо открыли дверь камеры, и двое моих людей вытащили тело ефрейтора Шрека. После этого дверь была сразу же закрыта и заперта.
Существо снова съязвило, поблагодарив нас за вынос трупа и отметив, что оставлять тело в его камере негигиенично.
Но в тот момент Существо меня уже не интересовало.
Все
Я вновь перевел свое внимание на заключенного и увидел выжженный у него на коже отпечаток рун СС, которые по-прежнему были еще различимы у него на шее.
Очевидно, они появились тогда, когда ефрейтор пытался задушить его медальоном, лежавшим теперь на ладони Шрека.
Оставшийся от ожога след не зажил, в отличие от других ранений — порезов и ссадин, которые он получил в драке, пытаясь освободиться и срывая кандалы с запястий и лодыжек. От всех этих ран, а некоторые были довольно глубокими, не осталось ни следа, что было им продемонстрировано и ранее, с исцелением рук, пронзенных костылями.
А вот следы от ожога остались.
Ожога серебром.
У меня есть кое-какие догадки на сей счет — а вместе с ними и план укротить это Существо, чтобы оно подчинялось нашим приказаниям.
17 ИЮНЯ 1941 ГОДА.
И я, и Люси мы оба беспокоимся о ее отце. Еще один бесплодный день блужданий по этим горным тропам, которые зачастую недоступны и горным козлам, а тем более старику и женщине, какими бы врожденно выносливыми они ни были. Он человек необычайно стойкий, с железным самообладанием, неукротимой решимостью и энергией, но его возраст превратился уже в определенный фактор, и он довольно сильно измотан.
Мы стали чаще останавливаться, из-за одышки профессора Ван Хельсинга, которая, несмотря на то, что сам он это отрицает, не совсем вызвана разреженным воздухом из-за нашего подъема в горы. Судя по моей карте, сегодня мы поднялись на высоту выше полутора тысячи метров.
Наблюдая за Люси, заботящейся о своем отце, я увидел ее для себя в новом свете; то, как она нежно оказывала ему помощь, демонстрировало ее заботу и способность чувствовать боль другого, чего я раньше в ней не замечал, женскую сторону неистовой Амазонки, в образе которой она обычно представала. То обстоятельство, что эта женщина сочетала в себе все эти стороны в такой весьма ей идущей и привлекательной форме, лишь усиливало мою страсть. То, что было до этого, должен признаться, возможно, являлось скорее страстным увлечением, мгновенной юношеской влюбленностью, если хотите, вызванной такой близостью в столь уязвимый для нас обоих момент. Но теперь моя любовь к ней повзрослела, возмужала и окрепла, по мере того, как я узнавал об этой женщине все больше.
Как выразить ей это новое эмоциональное состояние — вот вопрос, на который я должен буду ответить. И поскорее. Пока Люси и Князь вновь не окажутся вместе.
Днем мы сделали привал в густой роще корявых, терзаемых ветром сосен. Доктору Ван Хельсингу пришлось помогать даже сесть, и мне было видно, что и Люси тоже выбилась из сил. Я тоже устал, все мышцы ныли, лодыжка распухла. Но более всего меня мучило то, насколько непродуктивными до сих пор оказались все наши поиски.
Люси согласилась со мной. Она стала умолять профессора: