Дракула против Гитлера
Шрифт:
Это вызвало смех у всех собравшихся. Но веселье было недолгим, так как мы вдруг снова оказались под огнем.
У ворот возникла перестрелка: грузовик, полный эсэсовцев, возвращавшихся с какого-то задания в часть, был обстрелян пулеметным расчетом наших цыган. Я повел свою группу по двору на подмогу к защитникам ворот, намереваясь тоже вступить в бой, и тут мы внезапно оказались под огнем сверху.
Когда пули стали со звоном отскакивать от булыжников под ногами, мы все бросились искать укрытия. Я поискал глазами открывших огонь и увидел четыре винтовки, торчавшие из окон третьего этажа. С этого безопасного высокого места двор для них становился легко простреливаемым тиром.
Мы с Малевой присели под навесом
«Где Люси?», спросил я у ее отца.
За него ответил Успенский: «Отправилась за Князем», сказал он. «А он — за Гитлером».
«За Гитлером?!» Я не мог сдержать своего удивления.
«Похоже, он прибыл сюда за вампиром», сказал Ван Хельсинг.
«Гитлер…?» Я все еще пытался переварить это известие, когда заметил небольшую группу людей, жавшихся к стене в противоположном конце двора. Они были худыми, все в лохмотьях. Заключенные. Освобожденные из плена. Это хорошо. И тут я вспомнил кое-что еще.
«Что с Ренфилдом?», спросил я.
«Погиб», мрачно ответил Успенский. «Погиб, как герой».
«Несомненно». Но я не стал горевать и оплакивать его. Вместо этого я почувствовал, как внутри меня вскипает ярость. «Тогда мы отомстим за него». Я начал осматриваться по сторонам, уясняя для себя наше положение, и стал искать способ включиться в бой у ворот.
«Все пути отхода перекрыты!», прокричал Ван Хельсинг сквозь стрельбу. И мы увидели, что немцы овладели пулеметной точкой у ворот, отбросив цыган назад и заняв позиции за мешками с песком.
«Нужно увести всех отсюда, пока не прибыли румынские подкрепления!», крикнул Успенский. «Я уверен, немцы уже их вызвали!»
Они все посмотрели на меня, и я понял, что именно для этого меня сюда и прислали.
Я повернулся к Санду, который не отходил от меня с момента боя на лестнице. «Есть еще гранаты?», спросил я.
«Пять штук», ответил он, проверив свою сумку.
«Этого хватит», сказал я, глядя на снайперов, засевших на третьем этаже. «Теперь только бы как-то забраться с ними туда».
Я почувствовал, как меня хлопнули по плечу. Малева. Лицо маленькой проказницы было измазано порохом, и она была похожа на диккенсовского гавроша. Гавроша со исключительно сексуальной составляющей, должен признаться.
«Я знаю, как доставить яблоки через окно», сказала она загадочно и дернула меня за рукав, чтобы я следовал за ней. Я позволил ей провести себя обратно в замок через незаметную дверь, которая вела на кухню, а затем через другую дверь на самую клаустрофобную из замкнутых со всех сторон лестниц. Мы побежали затем вверх по узкой лестнице. Я вынужден был горбиться из-за низкого потолка; и вновь я обнаружил настолько близко расположенные друг от друга стены, что задевал их плечами с обеих сторон. Какими маленькими должны были быть строители и обитатели этих крепостей? Малева держала меня за руку все время подъема по винтовой лестнице, и я почувствовал какое-то странное ощущение, похожее на вывих, когда мы бежали вверх, держась с ней за руки, как мальчик и девочка, резвящиеся в Гайд-парке. На меня нахлынули эмоции, связанные с воспоминаниями о тех беззаботных днях невинного детства.
Когда мы поднялись на четвертый этаж, Малева подвела меня к окну. Когда звук выстрелов усилился, моя романтическая задумчивость рассеялась, и мне таким резким и грубым образом напомнили, в какой тяжелой боевой ситуации мы находимся.
Малева прикладом своего Шмайсера расчистила окно от стекла, и мы оба выглянули в образовавшееся отверстие, осмотрев ситуацию сверху. Пулемет у ворот теперь не был развернут стволом к дороге, ведущей к замку, а наведен внутрь двора. Временами раздававшиеся с этой огневой позиции короткие очереди удерживали партизан прижатыми во дворе. Стрелявшие из винтовок у окон находились этажом ниже нас и в пятнадцати-двадцати ярдах справа
Я подумал было открыть по ним огонь, но нам плохо было их видно, попасть в них было сложно, и в любом случае мой Шмайсер был недостаточно точен для того, чтобы ударить наверняка. К тому же, при этом мы ввяжемся в еще одну перестрелку, уступая противнику в численности.
Я сказал об этом Малеве, которая показала мне на гранаты.
«Это гораздо лучше, разве не так?»
«Слишком далеко, точно бросить не получится», ответил я ей.
«Но я могу подобраться к ним поближе», сказала она и указала на телефонные провода прямо под нами, протянутые через двор от здания к зданию. Несколько проводов тянулись из нашего окна вверх, прямо над точкой снайперов.
Я вспомнил ее хождение по канату в пещерах и улыбнулся. Пока она снимала обувь, я сказал ей, что если ее заметят, пусть сразу же возвращается. Я взял несколько немецких гранат-колотушек М24 с длинной рукояткой и подготовил их, отвинтив крышки, чтобы оттуда выпали шарики со шнурами, а затем уложил их в ранец, рукоятками вверх, так, чтобы шнуры не спутались. [56] Она кивнула и надела эту сумку с гранатами через голову, и она повисла у нее на плече.
Затем я помог ей вылезти на карниз, где она встала на проволоку — как ни в чем не бывало, столь же буднично, как если бы я с подземной платформы вошел в вагон поезда.
56
Чтобы взорвать эту немецкую гранату, нужно было отвинтить крышку в нижней части рукоятки, дёрнуть за выпадавший при этом шнур с фарфоровым кольцом и бросить гранату в цель. При выдёргивании вытяжного шнура, соединённая с ним проволочная тёрка, завитая в спираль, проходя через отверстие в стаканчике, выпрямлялась, создавая трение и воспламеняя тёрочный состав. Пламя тёрочного состава зажигало пороховую мякоть замедлителя, которая горела около 4,5–5 секунд. Огонь от пороховой мякоти передавался капсюлю-детонатору (запалу), взрыв которого вызывал детонацию взрывчатого вещества заряда гранаты. (Википедия). — Прим. переводчика.
Двигаясь по проводам, она вскоре преодолела это расстояние между нашим окном и немцами. Положив свой Шмайсер на подоконник, я следил в прицел за нацистскими снайперами, на случай, если они ее заметят, и мне придется прикрывать ее отход.
Но они ее даже не заметили, время от времени паля в цыган внизу, когда те высовывались.
Малева достала из сумки гранату, выдернула фарфоровый шарик, воспламеняющий пятисекундный запал. А затем я стал свидетелем самого невиданного спокойствия в самой стрессовой ситуации, которое я когда-либо наблюдал в своей жизни. Она отсчитала три секунды из пяти, а затем бросила гранату в открытое окно. Видимо, она больше доверяла поставщику, предлагавшему самую низкую цену, чем мы с покойным Ренфилдом.
У фрицев была лишь секунда, чтобы заметить то, что упало к их ногам, прежде чем граната взорвалась. А тем временем она схватила вторую гранату и повторила этот потрясающий бросок.
Взрывами выбило все стекла в ближайших окнах, и во внутренний двор полетело целое облако осколков.
Поразительно, но Малева даже не пошатнулась на такой опасной и неустойчивой высоте. Я махнул ей рукой, чтобы она возвращалась, но она повернулась ко мне спиной и встала на другой черный трос, направившись к пулеметной точке. Во время этого своего поразительного шествия по натянутому тросу она вновь сунула руку в сумку, висевшую у нее на плече.