Дракула. Повести о вампирах (сборник)

Стокер Брэм

– Никому не нужно больше знать об этом, и никто не узнает, – сказал я мягким голосом.

Она положила свою руку на мою и сказала очень серьезно:

– Ах да! Но ведь они же должны!

– Должны? Почему? – спросил я.

– Потому что часть этой ужасной истории касается смерти бедной, дорогой Люси и всего, что вызвало ее, потому что для борьбы, которая нам предстоит, для избавления земли от этого ужасного чудовища мы должны владеть всеми знаниями и всеми средствами, какие только возможны. Я думаю, валики, которые вы мне дали, содержали больше, чем мне следовало бы знать, но я вижу, что ваши записки проливают яркий свет на эту мрачную тайну. Вы позволите помочь вам, не правда ли? Мне известно

все до определенного пункта, и я уже вижу, хотя ваш дневник довел меня только до 7 сентября, в каком состоянии была бедная Люси и как подготавливалась ее ужасная гибель. Джонатан и я работали день и ночь с тех пор, как нас видел профессор Ван Хелсинг. Джонатан поехал в Уитби, чтобы раздобыть еще сведения, а завтра он приедет сюда, чтобы нам помочь. Нам незачем таиться друг от друга, работая сообща, при абсолютном доверии, мы, безусловно, будем сильнее, чем если бы некоторые из нас блуждали впотьмах.

Она посмотрела на меня с такой мольбой и в то же время проявила столько мужества и решимости, что я сейчас же согласился с ее пожеланием.

– Вы будете, – сказал я, – поступать в этом доме как вам угодно… Вам еще предстоит узнать ужасные вещи; но раз вы прошли такой большой путь по дороге к кончине бедной Люси, то не согласитесь, я знаю, оставаться в потемках. Конец – самый конец – может дать вам проблеск успокоения… Но пойдемте обедать, так как нам надо поддерживать силы для работы, которая нам предстоит: перед нами жестокий и ужасный путь. После обеда вы узнаете остальное, и я отвечу на все вопросы, если вам попадется что-нибудь непонятное, тем более что для нас, присутствовавших при этом, нет ничего непонятного.

ДНЕВНИК МИНЫ ХАРКЕР

29 СЕНТЯБРЯ. После обеда я прошла с д-ром Сьюардом в его кабинет. Он принес из моей комнаты фонограф, а я взяла свою пишущую машинку. Он усадил меня на удобный стул и поставил фонограф так, чтобы я могла достать его, не вставая с места, и показал, как его остановить, если я захочу сделать паузу. Затем он взял стул, повернул его спинкой ко мне, так, чтобы я чувствовала себя как можно свободнее, и углубился в чтение. Я взяла металлический вилкообразный наушник и стала слушать.

Когда ужасная повесть о смерти Люси и обо всем последующем была окончена, я лежала беспомощно в кресле. По счастью, я не склонна к обморокам. Когда д-р Сьюард увидел меня, он вскочил с испуганным криком, торопливо достал из буфета бутылку и налил мне немного бренди, которое через минуту вернуло мне силы. В моей голове все смешалось, и, если бы не святой луч света, проникший в эту бездну ужасов при мысли, что моя милая, славная Люси наконец обрела покой, не думаю, чтобы я вынесла эту муку без истерики. Все это было до того дико, таинственно и странно, что, не знай я приключений Джонатана в Трансильвании, я не могла бы поверить в случившееся. Я решила попытаться развеяться, занявшись чем-нибудь другим, поэтому взяла футляр от пишущей машинки и сказала д-ру Сьюарду:

– Дайте мне теперь все это переписать. Мы должны быть готовы к приезду д-ра Ван Хелсинга и Джонатана. В подобных случаях порядок – все; и я думаю, что, если мы подготовим весь материал и каждая статья будет помещена в хронологическом порядке, мы сделаем многое.

Исполняя мое желание, он включил фонограф на малую скорость, и я стала писать, начиная с седьмого валика. Я сняла три копии с дневника и со всего остального. Было поздно, когда я закончила; д-р Сьюард в это время совершал обход; когда он освободился, он вернулся, сел рядом со мной и стал читать, так что я не чувствовала себя одинокой за работой.

Как он добр и внимателен! Все-таки в мире много хороших людей, даже если в нем есть и чудовища. Прежде чем уйти к себе,

я вспомнила, что Джонатан писал в дневнике о профессоре, о его смятении, когда он прочитал что-то в вечерней газете на станции в Эксетере. Увидев, что д-р Сьюард хранит старые газеты, я попросила у него подшивку «Вестминстер газетт» и «Пелл-Мелл газетт» и взяла их к себе в комнату. Я помню, как мои вырезки из «Дэйли телеграф» и «Уитби газетт» помогли нам многое понять в страшных событиях в Уитби, куда приезжал граф Дракула, поэтому я просмотрю вечерние газеты и, может быть, найду что-нибудь новое. Мне не хочется спать, и работа поможет мне успокоиться.

ДНЕВНИК Д-РА СЬЮАРДА

30 СЕНТЯБРЯ. М-р Харкер приехал в 9 часов. Он получил телеграмму от жены перед самым своим отъездом. Насколько можно судить по лицу человека, он необыкновенно умен и полон энергии. Если его дневник правдив, – а исходя из собственного опыта, можно сказать, так оно и есть, – это человек огромной выдержки. Его второе посещение склепа – пример необычайного мужества. Прочитав его отчет, я ожидал встретить дюжего молодца, а никак не тихого джентльмена, похожего на торговца, а именно такой сегодня сюда и явился.

ПОЗДНЕЕ. После завтрака он с женой отправился к себе в комнату, и когда я некоторое время тому назад проходил мимо, то услышал стук пишущей машинки. Они, по-видимому, очень заняты этим делом. Миссис Харкер говорит, что они стараются расположить в хронологическом порядке каждый клочок того, что у них имеется. У Харкера в руках переписка между принимавшими ящики в Уитби и посыльными в Лондоне, которым они были поручены. Теперь он читает мой дневник, переписанный его женой. Мне интересно, что они из него извлекают. Вот он…

Странно, как мне никогда не приходило в голову, что соседний дом может быть убежищем графа! А между тем поведение пациента Ренфилда давало достаточно указаний на это. О, если бы мы догадались раньше, то могли бы спасти бедную Люси! Харкер обещает к обеду продемонстрировать целую связную повесть. Он думает, что тем временем мне следует повидать Ренфилда, так как он до сих пор служил известным указанием на приход и уход графа. Пока я с трудом это вижу, но, когда разберусь в числах, вероятно, соглашусь с этим. Как хорошо, что миссис Харкер перепечатала мой звуковой дневник. Мы никогда не сумели бы разобраться в датах.

Когда я вошел, Ренфилд спокойно сидел в своей комнате, сложив руки и кротко улыбаясь. В эту минуту он казался совершенно нормальным. Я сел и принялся беседовать с ним на самые разнообразные темы, и он отвечал вполне рассудительно. Затем он сам заговорил о возвращении домой – вопрос, который он не поднимал еще, насколько я помню, за все время своего пребывания здесь. Он совершенно уверенно говорил о своем немедленном освобождении. Я уверен, что, не поговори я с Харкером и не сверь по числам время его припадков, я был бы готов отпустить его после недолгих наблюдений. Но теперь я крайне подозрительно отношусь к нему. Все эти припадки были каким-то непонятным образом связаны с близостью графа. Он – плотоядный и во время своих диких рысканий у дверей часовни пустынного дома всегда говорил о «хозяине». Все это, похоже, подтверждает нашу мысль… Однако я недолго оставался у него; он до некоторой степени даже чересчур нормален в настоящее время, так что нельзя слишком упорно испытывать его вопросами. Он может задуматься, и тогда… Я не доверяю его спокойному настроению и приказал служителям, чтобы те получше присматривали за ним и имели наготове на случай надобности смирительную рубашку.