Дракула
Шрифт:
Когда они ушли, Квинси, Годалминг и я решили дежурить по очереди, охраняя несчастную, попавшую в беду леди. Первым выпало сторожить Квинси, мы же с Артуром постарались поскорее лечь, чтобы выспаться. Лорд Годалминг, который должен сменить Квинси, уже спит. Теперь и я, окончив записи, последую его примеру.
Дневник Джонатана Гаркера
3–4 октября, без нескольких минут полночь. Мне казалось, что вчерашний день никогда не кончится. Сначала безумно хотелось заснуть в надежде, что утром, когда проснусь,
Слава богу, Мина спит, и спит спокойно, без кошмаров. Страшно представить себе ее сны при такой ужасной реальности. После захода солнца она впервые выглядит такой спокойной. Лицо ее засияло тихим светом, как будто наступила весна после мартовских метелей. Сначала я думал, это отблеск заката, но, наверное, это означает что-то другое. Сам я не сплю, хотя устал, смертельно устал. Однако надо спать, завтра нужно собраться с мыслями, не будет мне покоя, пока…
Позднее. Похоже, я заснул, потому что Мина разбудила меня. При свете лампы, которую мы не гасили на ночь, я увидел ее испуганное лицо. Она предупреждающе прикрыла ладонью мне рот и прошептала на ухо:
— Тихо! В коридоре кто-то есть.
Я бесшумно встал и, подойдя к двери, осторожно открыл ее.
Передо мной, растянувшись на тюфяке, лежал мистер Моррис и смотрел на меня. Призывая к молчанию, он поднес палец к губам и прошептал:
— Тише! Спите спокойно, все в порядке. Тут всю ночь будет кто-то дежурить, мы решили не испытывать судьбу!
Его вид и решительный жест не допускали возражений, я вернулся к Мине и рассказал ей, в чем дело. Она вздохнула, и подобие улыбки промелькнуло на ее бледном лице. Обняв меня, она нежно сказала:
— Да поможет Бог этим добрым, храбрым людям!
С тяжелым вздохом Мина легла на кровать и вскоре опять заснула. Я же не сплю и пишу эти строки — хотя нужно снова попытаться заснуть.
4 октября, утро. Ночью Мина еще раз разбудила меня. Видимо, мы спали довольно долго — серый рассвет уже очертил контуры окна, а газовая лампа горела тускло.
— Скорее, позови профессора, — проговорила она торопливо. — Мне нужно немедленно видеть его.
— Зачем? — спросил я.
— У меня есть идея. Она возникла еще ночью и, видимо, созрела, пока я спала. Меня нужно загипнотизировать до восхода солнца, и, может быть, я смогу что-то рассказать. Скорее, дорогой мой. Осталось мало времени.
Я открыл дверь. Доктор Сьюворд лежал на тюфяке и, увидев меня, мгновенно вскочил.
— Что-то случилось? — спросил он
— Нет, — успокоил я его, — но Мина хочет немедленно видеть профессора Ван Хелсинга.
— Я позову его, — сказал он и поспешно вышел.
Минуты через две-три Ван Хелсинг в халате уже был в нашей комнате, а мистер Моррис и лорд Годалминг расспрашивали в дверях доктора Сьюворда. Увидев Мину, профессор улыбнулся, чтобы скрыть беспокойство, потер руки и сказал:
— О, моя дорогая мадам Мина, вижу перемены к лучшему. Смотрите-ка! Друг Джонатан, наша дорогая мадам Мина выглядит совсем как прежде! — и весело добавил: — А чем я могу вам помочь? Ведь не зря же вы позвали меня в такой неурочный час.
— Я хочу, чтобы вы меня загипнотизировали! — ответила она. — До восхода солнца. Похоже, я смогу кое-что рассказать. Скорее, времени мало!
Профессор без слов усадил Мину на постели и, вперившись в нее пристальным взглядом, стал делать пассы, проводя то одной, то другой рукой от ее макушки вдоль лица. Несколько минут Мина не сводила с него глаз, у меня бешено колотилось сердце — я ощущал приближение какого-то перелома. Постепенно глаза ее закрылись, она сидела совершенно неподвижно, лишь по легкому ритмичному движению груди было видно, что она жива. Профессор сделал еще несколько пассов и остановился, на лбу его выступили крупные капли пота. Мина открыла глаза, но это была совсем другая женщина — с отсутствующим взглядом и голосом, который звучал странно и мечтательно.
Ван Хелсинг поднял руку, требуя молчания, и знаком велел мне позвать остальных. Они вошли на цыпочках, закрыв за собой дверь, и встали у дальнего края постели. Мина их явно не замечала. Наконец профессор нарушил молчание и тихим голосом, чтобы не нарушить течение ее мыслей, спросил.
— Где вы?
— Не знаю. У сна нет своего места.
Несколько минут царило молчание. Мина сидела неподвижно, а профессор пристально смотрел на нее, мы же, свидетели этого, едва дышали. В комнате стало светлее, не сводя глаз с лица Мины, профессор сделал мне знак поднять шторы.
На горизонте появилась красная полоска, розовый свет разлился по комнате. И тут же Ван Хелсинг заговорил вновь:
— Где вы теперь?
Ответ прозвучал рассеянно-мечтательно, но вместе с тем Мина как будто силилась понять что-то. Она заговорила тем же голосом, каким расшифровывала свои стенографические записи:
— Не знаю. Все мне незнакомо!
— Что вы видите?
— Ничего. Полная тьма.
— Что вы слышите?
— Плеск воды. Она булькает, слышу негромкий шум волн. Снаружи.
Я почувствовал напряжение в ее голосе.
— Значит, вы на корабле?
Мы переглянулись в недоумении, испугавшись свой догадки.
— О да!
— Что еще вы слышите?
— Шаги людей, бегающих у меня над головой. Лязг цепей, как будто бы поднимают якорь.
— Что вы делаете?
— Лежу спокойно — так неподвижно, как будто уже умерла!
Голос ослабел и перешел в глубокое дыхание, как во сне; она закрыла глаза.
Солнце уже поднялось довольно высоко, наступил день. Ван Хелсинг взял Мину за плечи и осторожно опустил ее голову на подушку. Несколько минут она лежала как спящее дитя, потом глубоко вздохнула, проснулась и удивленно посмотрела на нас, столпившихся вокруг нее.