Драматург
Шрифт:
– Маунтджой, пожалуйста.
Водитель посмотрел на меня, но от комментариев воздержался. Молчаливых таксистов не существует, поэтому по прошествии нескольких минут он поинтересовался:
– Это акцент Голуэя?
– Да.
Я сказал это грубым тоном, чтобы предотвратить дальнейшие расспросы. Но не сработало.
– Далековато вам до Джоя, верно?
Таксист принял мое ворчание за интерес и спросил:
– Вы видели матч в воскресенье?
Я не видел, но это не имело никакого значения. Я даже не знал, какой матч он имел в виду, и, безусловно, не собирался спрашивать. В Ирландии матчи проводятся
– Вот она, второй дом для сливок общества.
Я выбрался наружу, и водитель такси спросил:
– Подождать?
– Нет, я могу задержаться.
– Все так говорят.
Он рванул прочь, сжигая резину. Вне сомнения, звук был горькой музыкой для угонщиков машин за толстыми стенами. Я некоторое время смотрел на тюрьму, закурил. Моя дневная норма табака пошла ко всем чертям. Глядя на тюрьму, я почувствовал, как мурашки пробежали по спине. Сам вид узилища унижал. Не было никаких шансов, что вы примите Маунтджой за что-то другое, а не за место лишения и наказания. И попасть туда было сложно. Проверка за проверкой, на что ушла уйма времени. Моя бывшая карьера полицейского не дала мне никаких преимуществ. Наконец я встал в хвост длинной очереди, в основном состоящей из женщин и детей. Похоже, они знали друг друга и шутливо переговаривались. Признаком новой Ирландии служили две чернокожие женщины. Сидя в стороне, они, казалось, были лишены всяких эмоций – все скрывала усталость.
Затем часовой что-то крикнул, и очередь зашевелилась, двинулась вперед. Меня обыскали с головы до ног и проверили содержимое моей пластиковой сумки. Книгу развернули, пролистали, даже корешок проверили. Затем меня пропустили.
4
Я не оккультист и не мистик. Я дитя своего времени, невзирая на все дурные предзнаменования, и я строго придерживаюсь того, что вижу.
Но есть какая-то пугающая загадка, и я возвращаюсь снова и снова к тому, что представляется мне ответом.
То, что я видел проплывающим мимо, подобно Принцу тьмы, не было человеческим существом.
Я решил, что это на меня так фильмы подействовали. Я ожидал, что мы будем сидеть с двух сторон стекла и разговаривать по телефону. Я ошибался. Заключенные сидели за столами, тюремщики стояли у стен. Работал автомат по продаже всякой ерунды, и атмосфера была почти как на пикнике. С минуту я присматривался. Стюарт, сидящий в середине комнаты, поднял руку. Я двинулся к нему, не зная, как себя вести. Ведь я не был ни членом семьи, ни другом. На Стюарте были джинсовая рубашка и свободные джинсы, слишком свободные. Я ожидал, что он похудеет, но он стал рыхлым, как бывает от мучной еды и отсутствия физических упражнений. Он уже обрел тюремную бледность, а левый глаз почти закрылся из-за фингала. Я отдал ему книгу. Стюарт протянул мне руку и сказал:
– Спасибо, что приехали.
Я взял его руку и пожал. Его прежний вид, свидетельствовавший
– Что случилось?
Стюарт туманно улыбнулся, даже не заметив своей улыбки, и сказал:
– Небольшое разногласие по поводу рисового пудинга. В тюрьме главное – кто съест твой десерт.
Я ничего по этому вопросу не знал и промолчал.
Он осторожно коснулся глаза, говоря.
– Но я учусь, нанял себе крышу. Я всегда схватывал все на лету, но здесь я не сразу освоился.
Я полюбопытствовал:
– А как это действует, в смысле крыши?
Стюарт ухмыльнулся:
– Как и все, за деньги. Я плачу самому огромному бандиту, чтобы он охранял меня сзади.
Я плохо себе это представлял, поэтому спросил:
– Я думал, они заморозили ваши счета. В смысле, разве они не так поступают, если речь идет о наркотиках?
Теперь он улыбнулся широко, и я убедился, что все его зубы пока целы. Крыша отрабатывала свои деньги. Стюарт пояснил:
– Они заморозили часть счетов. Я всегда умел обращаться с деньгами, это не очень сложно. Если у вас крутой адвокат, то вы в игре.
Я повернулся, чтобы взглянуть на длинную очередь к автомату, на вымученные улыбки на лицах посетителей и скучающие глаза тюремщиков. Спросил:
– Вы считаете, что все еще в игре?
Он на мгновение утратил контроль, и я увидел перед собой испуганного мальчишку. Но он снова взял себя в руки и сказал:
– У меня была сестра, Сара.
Я обратил внимание на прошедшее время и повторил:
– Была?
– За две недели до того, как меня взяли, ее нашли мертвой.
– Мне очень жаль.
Стюарт склонил голову набок, как будто прислушивался к какой-то далекой музыке, и проговорил:
– Вы ее не знали, о чем вам сожалеть?
Я чуть было не сказал «Тогда пошел ты», но он продолжил:
– Сара Брэдли. Двадцать лет, училась на последнем курсе института, собиралась получать степень по искусству. Взгляните…
Он полез в карман рубашки, вынул фотографию и подвинул ее мне. Очень симпатичная девушка, черные кудри падают на огромные глаза, резко очерченные скулы, широкая, открытая улыбка и ослепительно белые зубы. Фотографу удалось запечатлеть выражение спокойной уверенности. Девушка точно знала, что она делает. Я заметил:
– Очаровательная девушка.
И подвинул фото ближе к Стюарту. Он оставил снимок лежать на столе и сказал:
– Она жила в парке Ньюкасл, снимала домик на паях с еще двумя девушками. Они были на вечеринке, а когда вернулись, нашли Сару у лестницы. У нее была сломана шея.
Он уставился на меня, и я заметил:
– Жуткий несчастный случай.
– Ничего подобного.
Я потерял нить и спросил:
– Вы не считаете этот случай ужасным?
– Я не считаю, что это был несчастный случай.
Его слова ударили мне по мозгам, я начал понимать, куда это ведет, зачем меня просили приехать. Я потянулся за сигаретами и произнес:
– Bay…
Стюарт протянул руку и почти взвизгнул:
– Не курите! Я живу в облаке дыма круглые сутки семь дней в неделю, дайте мне возможность спокойно подышать.