Драмы. Стихотворения

Ибсен Генрик

Анитра

Ты прав. Дай колечко под стать перстенечку!

Пер Гюнт

Держи! Мне б козленком пуститься вприскочку! Сплести бы венок из лозы винограда! Я молод! Эх, петь да плясать бы мне надо!

(Танцует и поет.)

Я петушок счастливый, Когда клюется курица. Эх, славно как танцуется! Я петушок счастливый!

Анитра

Пророк, не устал ли ты, я беспокоюсь? Тебе кошелек стал оттягивать пояс.

Пер Гюнт

Держи

кошелек! Ты само благородство. А тот, кто любим, без гроша обойдется.

(Опять танцует и поет.)

Пер Гюнт молодой совсем очумел, Забыл, которую ногу куда. Не все ли равно, говорит, ерунда! Пер Гюнт молодой совсем очумел.

Анитра

Приятно танцующим видеть пророка.

Пер Гюнт

Пока незаметно особого прока. Сменяемся платьем! Разденься!

Анитра

Пророк, Кафтан твой велик мне, а пояс широк.

Пер Гюнт

Eh bien! [11]

(Становясь на колени.)

11

Ладно! (франц.).

Причини же мне боль, наконец! Влюбленному сердцу приятно страданье. Когда мы приедем ко мне во дворец…

Анитра

В твой рай?.. Велико ль до него расстоянье?

Пер Гюнт

Миль с тысячу.

Анитра

Мне чересчур.

Пер Гюнт

Погоди, Зато обретешь ты там душу в груди!

Анитра

Да я без души обойдусь, краснобай! А боль причинить я…

Пер Гюнт

(вставая)

Но черт подери! Не слишком серьезно… Денечка на три…

Анитра

Анитра покорна пророку. Прощай!

(Бьет его хлыстом по рукам и скачет галопом обратно в пустыню.)

Пер Гюнт

(как пораженный молнией, минуту спустя)

Ах, чтоб тебя…

_____

То же место часом позже. Пер Гюнт неторопливо и задумчиво снимает с себя турецкое одеяние. Затем достает из кармана дорожную шапку и, надев ее, он снова предстает европейцем.

Пер Гюнт

(бросая тюрбан в сторону)

Я, стало быть, вот он. Там турок лежит. На что мне был нужен языческий вид? Еще хорошо, что менялось лишь платье — Нутром ничего не успел перенять я. Зачем это было, кто мне объяснит? Мне б жить, как положено христианину, Не врать, что мне перья павлиньи под стать, Обычай, закон и мораль соблюдать. Собой оставаясь, приемля судьбину И речь над могилой, коль мир сей покину.

(Делая несколько шагов.)

Девчонка! Распустит свои волоса — И чуть ли навеки не околдовала! Будь проклят я, коль объяснить бы взялся, Что в ней я нашел — хорошего мало. Спасибо, прошло. А зайди чуть подале, Кругом бы тогда надо мной хохотали. Наделал делов! Утешенье лишь в том, Что зло было все в положенье моем, Повинна была не персона моя, А

то, что само положенье пророка, Забвенье естественных норм бытия, Толкало меня изъясняться высоко. И что за нелепая должность — пророк! Напустишь тумана и, значит, при деле. С позиций пророческих, ум недалек, Коль скоро понятья его протрезвели. И раз я пророком явился в пустыне, Я вынужден был поклоняться гусыне. Однако…

(Начиная вдруг хохотать.)

И что ведь на ум-то взбредет! Застопорить время фигурами танца, Поток преградить болтовней попытаться, Вздыхать, ворковать о своем идеале, — И все для того, чтоб тебя общипали, Уж точно безумно-пророческий ход! Как куру, меня общипали! Хотя Кой-что уцелело, скажу не крутя: Есть что-то в Америке, что-то в кармане, — Выходит, не вовсе погряз я в дурмане, Еще я не беден, хоть и не богат. Заботы о клади меня не томят, Не надобно дум о коне и карете, — Себе господин я: один я на свете. Куда же пойти? Я путей вижу много. Лишь мудрый поймет, где тут к цели дорога! Но толку не стало в коммерческом деле, Забавы любовные мне надоели, К тому ж я не рак, чтобы пятиться вспять. «Куда ни ступи, что вперед, что назад, Внутри и снаружи и жмут и теснят», — Как некогда мне довелось прочитать. Нужна мне невиданная досель, Усердья достойная, высшая цель. Иль жизни своей сочинить описанье Грядущим потомкам своим в назиданье? Но нет. Раз во времени нет недостатка, Познать, как школяр, не смогу я ужель Теченье минувшего миропорядка? Такое занятие мне подойдет! Я хроники наши читал с малолетства, Наукам учился. Доступны мне средства Узнать, как взрастал человеческий род. Сквозь сон я увижу минувшее сам, Доверясь истории бурным волнам. Как зритель, на битву добра и зла Из безопасного гляну угла, — Как рушатся царства и глохнут идеи, Как мученик жизни лишиться готов, Как мелочью держится дело веков, — С истории пенки снимать я умею. Вот только бы «беккером^{22}» надо разжиться, И вслед хронологии можно пуститься. Конечно, познанья мои не в порядке, К тому же история ставит загадки, — Зато чем нелепее пункт отправной, Тем вывод сильней отдает новизной. Какой возникает душевный подъем От мысли одной, что мы к цели идем!

(Взволнованно, но тихо.)

Порвать навсегда с тем, что в сердце хранится, Забыть и свой дом, и родимые лица, И на ветер бросить богатства свои, И больше не думать о счастье любви, — И все ради истины неизвлеченной!

(Утирая слезу.)

Вот в чем узнается серьезный ученый. Я чувствую в сердце своем ликованье! Открылось мне истинное призванье! Держаться бы только теперь своего, И можно гордиться, что вновь ты мужчина, Что стал ты собой, Пером Гюнтом, кого Царем называть есть, как видно, причина! Хочу обладать я итогом былого, По тропам живущих не бегая снова. Не стоит сегодняшний день ни черта. Коварна обычная жизнь и пуста, Ничтожны умы и бессмысленна прыть!

(Пожимая плечами.)

А женщины — что уж о них говорить!

(Уходит.)

_____

Летний день. Северные горы. Избушка в глухом лесу. Дверь с большим деревянным засовом открыта. Над дверью — оленьи рога. Подле избушки пасутся козы. Красивая женщина средних лет сидит на солнце за прялкой.

Женщина

(поглядев на дорогу, поет)