Драмы
Шрифт:
Рядом с тяжелым, будто вычеканенным из золота стихом Стефана Георге и с беспорядочным и небрежным стихом Демеля стих Гофмансталя кажется легким и изящным облаком, за которым сквозит как солнце очаровательная улыбка поэта. Воздушность его стиха неуловима. Он нанизывает ряд намеков, ряд недоговоренных мыслей, мимолетных образов, эти образы похожи на видения сна – едва всплывут, как уже снова погружаются во мрак. Стих Гофмансталя лишен монументальности, яркой неподвижности, он весь зыблется и плывет, как воды венецианских каналов, о которых он говорит в «Авантюристе». В маленьких стихотворениях, как, например, «Общество», «Тайна мира», «Весенний ветер», он достигает простоты и вместе утонченной грации гётевской лирики.
К его творческим замыслам как нельзя лучше подходит избранная им форма короткой драмы, необыкновенно сжатой и полной ритма.
«Современная драма, – говорится в журнале Bl"atterf"ur die Kunst, –
Так и у Гофмансталя. Главное содержание его пьес составляют монологи, часто переходящие в дифирамбы. Музыкальная лирика его драм течет свободная и нестесняемая, как волна звуков, порою она переходит в живопись прихотливых настроений, порою вырастает в гимны природе («Смерть Тициана»), искусству («Авантюрист»), материнству (монолог Хризотемис в «Электре»), созерцательной жизни («Зобеида»).
Развязка действия наступает чрезвычайно быстро, она как бы налетает нежданно и захватывает героев врасплох. Но ее неизбежность была заранее намечена поэтом в лирических монологах. Драма дана в душевном состоянии героев, судьбе принадлежит только последний удар, которым обрываются еще звенящие струны души.
Проза Гофмансталя в его коротких статьях по вопросам искусства так же оригинальна и изящна, как язык его стихов. Он отделывает свои очерки и превращает их, в свою очередь, в произведения искусства. В них он разрабатывает свои эстетические взгляды с необычайной тонкостью и во всеоружии знания в области всемирной литературы.
Смерть Тициана
ДРАМАТИЧЕСКИЙ ОТРЫВОК
Поставлен в 19 01 году в Мюнхене на торжестве в память умершего Арнольда Бёклина.
Пролог.
Филиппо Помпонио Вечеллио, называемый Тицианелло, сын великого художника.
Джокондо.
Дезидерио.
Джанино, юноша восемнадцати лет, замечательной красоты.
Батиста.
Антонио.
Парис.
Лавиния, одна из дочерей великого художника.
Кассандра.
Лиза.
Действие в 1576 году, когда Тициан умирал девяносто девяти лет от роду.
Спущен гобеленовый занавес. В просцениуме стоит на низкой колонне бюст Бёклина. У подножия корзина с цветами и цветущими ветвями.
При последних звуках симфонии входит Пролог, за ним его слуги с факелами.
Пролог – юноша в венецианском костюме, он весь в черном, в трауре.
Пролог. Теперь молчите, звуки! Я хочуЗдесь жалобу свою излить о том,О ком я плакать должен прежде всех!Я молод, говорить хочу за тех,В ком молодость играет в эти дни!И тот, чей бюст взирает на меня,Был драгоценный друг моей души,Он был мне нужен в этой темноте!Как лебедь, радостно спеша, плыветИ корм берет из белых рук наяды,Так я склонялся в темные часыК его рукам за пищею желанной —За грезами глубокими души.Лишь этими цветущими ветвямиМне украшать твой образ дорогой?Но ты преобразил передо мнойВесь мир кругом, ты блеском превзошелБлистанье всех цветов и всех ветвей!И, опьяненный, я бросался ницИ чувствовал, как предо мной ронялаСвои одежды чудная природа!Мой друг! я не пошлю герольдов, – имяТвое вещать везде на перекрестках,Как делают по смерти короля:Наследнику он оставляет славуСвою, и камню гробовому – имя.Но ты, волшебник, не совсем исчез!Ушел твой облик видимый, а тыВитаешь всюду, жду я каждый миг —Над бездной не поднимутся ли вдругИз волн ночных нездешние глазаС бессмертною, таинственною силой?..Не кроется ли волосатый фавнЗа чащею, увитою плющом?..Я верить не могу, что я – один,Среди цветов, деревьев и камней,Которые молчат под этим небом,Где облака плывут: возможно, право,Что существо воздушней АриэляЗа мною вьется! Знаю, заключенСоюзУходит, за ним слуги с факелами. Просцениум погружается в темноту. Снова звучит симфония.
Бюст Бёклина исчезает.
Затем слышится троекратный удар жезлом. Гобеленовый занавес раздвигается, открывается сцена.
Сцена представляет террасу на вилле Тициана близ Венеции. Позади терраса окаймлена низкой каменной резной оградою, за нею виднеются в отдалении вершины пиний и тополей. В этой ограде левее обозначена двумя вазами лестница, ведущая вниз в сад и невидимая зрителю. Левая сторона террасы спускается отвесною стеною в сад. Эта стена и ограда террасы заросли плющом и ползучими розами, которые вместе с высокими кустами сада и свесившимися ветвями представляют непроницаемую чащу.
Правая сторона сцены занята ступенями веерообразной лестницы, которая заполняет собою весь угол и ведет к открытому балкону. Отсюда дверь, завешенная занавесом, ведет в комнаты дома. Стена дома, заросшая диким виноградом и ползучими розами, заканчивает сцену с правой стороны. Эта стена украшена бюстами, на подоконниках красуются вазы с ниспадающими ползучими растениями.
Полдень, позднее лето.
На коврах и подушках лежат на ступенях, которые идут вдоль ограды, Дезидерио, Антонио, Батиста и Парис. Все молчат. Ветер шевелит занавес у двери. Тицианелло и Джанино через некоторое время выходят из двери. Дезидерио, Антонио, Батиста и Парис спеша встают им навстречу и озабоченно окружают их. После некоторого молчания.
Парис. Что?
Джанино (глухим голосом). Очень плохо.К Тицианелло, который заливается слезами.Бедный, милый Пиппо!Батиста. Он спит?Джанино. Нет, бредит наяву. ПалитруОн требует.Антонио. Но ведь ее нельзяДавать ему? Джанино. Напротив. Врач сказал:Его не надо мучить. Нужно датьВсе то, о чем он просит.Тицианелло (в отчаянии). Все равно,Умрет он завтра или уж сегодня!Джанино. Сказал он, что скрывать не смеет больше…Парис. Не может умереть он! Невозможно, —Ошибся врач, обманывает нас. Дезидерио. Как, Тициан, творец великий жизни,И смерть? Так кто же вправе еще жить?..Батиста. Но он что чувствует? Опасность видит?Тицианелло. В бреду воображает он, что пишетКартину новую, и жутко видетьКак, задыхаясь, он спешит. ДевицыЕму позируют, а нас он выслал…Антонио. Но как же пишет он, откуда силыБерет?