Драйв Астарты
Шрифт:
– Нам бы перестать ненавидеть ближнего, – ответила она, – а любить, это роскошь.
Климент XV улыбнулся и похлопал ладонью по спинке стула.
– Присядьте, пожалуйста, Сандри. Я освободил место специально для вас.
– Я ещё не в том возрасте, чтобы мне трудно было стоять, – проворчала Сандри.
– А я ещё не в том возрасте, чтобы сидеть, когда дама стоит, – парировал Папа.
– Только из уважения к вам, – сказала она, и уселась на литерное место «A».
– Спасибо, – сказал он. – Теперь, давайте выясним главное: кто наш ближний?
Преподаватель астрофизики
– По-моему, любой человек. Разве нет?
– Вообще любой, или любой, признающий эти ценности? – Спросил он.
– Я полагаю, – сказала она, – что любой нормальный человек признает эти ценности. Возможно, в каких-то системах это формулируется иначе, но суть та же самая.
– Увы, нет, – произнес Папа. – Есть совсем другие системы. Например, нацизм.
– Нацизм – это патология, – возразила доктор Ретел.
– Будете ли вы считать нациста своим ближним? – Спросил он.
– Если это не просто обманутый болван, а убежденный нацист, то не буду.
Папа кивнул и развернулся к доктору Фурми, только что вернувшемуся в зал.
– Луи, как, по-вашему, следует ли считать нацистов нашими ближними?
– Нет, конечно!
– А исламских экстремистов с их террористической сетью?
– Нет.
– А буддистов, язычников, коммунистов, анархистов, атеистов?
– Э… Их так много, и они такие разные. Может быть…
– Что может быть? – переспросил Климент XV.
– Может быть, надо их рассматривать отдельно? В смысле, например…
– Ну, продолжайте, смелее.
– …Например, Далай-Лама, вроде бы, неплохой человек, хотя и буддист. Или… Мне можно говорить о присутствующих, ваше святейшество?
– Это вам решать, Луи. На то Господь Бог и дал вам свободу воли.
– …Или, – продолжал преподаватель, – мистер Орквард, хотя и язычник, но помогает подросткам, которые стали жертвами насилия, и пишет НФ-книги, способствующие интересу к науке. Некоторые студенты признаются, что их увлечение современной физикой началось со сборника саг Оркварда «Паруса Прадедов». К сожалению, это языческие книги, но… Я хочу сказать: Аристотель тоже был язычником… Мистер Орквард, я надеюсь, я не сказал ничего обидного для вас?
Гренландец задумчиво пригладил свою широкую рыжую бороду.
– Вроде, ничего такого. Скорее, наоборот. Меня до сих пор никто не сравнивал с Аристотелем. Пожалуй, это слишком круто, но я постараюсь соответствовать.
– Отлично, Луи, – произнес Папа. – Вот как полезно бывает прочесть «Pater Noster». Господь всегда помогает тем, кто искренне к нему обращается… Скажите, Гисли, а существует ли в вашем язычестве представление о том, кто ваш ближний?
– У нас всё более конкретно, док Климент, – ответил Орквард. – Есть друзья, а есть недруги. Есть ещё люди, которые могут стать друзьями. Хорошие знакомые…
– Ясно. А католики могут оказаться вашими друзьями?
– Запросто, док. Например, Зирка, которая жена дока Кватро. Или вон те парень с девушкой, которые в зале. Мы вчера подружились в… Ну, в общем, мы гуляли.
– В пабе в Труа-Риверес, – с улыбкой уточнил Папа, – я уже наслышан. Поселки тут маленькие, люди общительные, сплетни распространяются
Меганезийский математик, с хрустом, потянулся.
– Если это был вопрос, то я хотел бы уточнить: вы имеете в виду интуитивное представление, или некий формализованный критерий?
– Первое есть врожденное свойство всех потомков Адама, поэтому – второе.
– Тогда так, – сказал Чинкл. – Среди окружающих людей есть те, с которыми у нас возникают отношения общности интересов. Это друзья или хорошие соседи. Их относительно мало. С остальными всегда существует некий конфликт интересов, и требуется компромиссный или компенсационный договор. С большинством людей договор принципиально достижим. Они аналогичны ближним в той терминологии, которую несколько минут назад изложила доктор Ретел.
– А те, с которыми договор принципиально недостижим? – Спросил Климент XV.
– С ними невозможно иметь дело по-человечески, – ответил меганезиец. – Значит, единственный метод, это относиться к ним, как к явлениям дикой природы.
– Если они мешают, то их надо отстреливать, – спокойно уточнил Руджи Виола.
– Или, если ещё не мешают, но скоро точно начнут мешать, – добавил Орквард.
– Да что вы такое говорите! – Возмутилась доктор Сандри Ретел.
– А что мы такое говорим? – Спросила Лерна. – Что, по-вашему, неправильно?
Астрофизик, от избытка чувств, всплеснула руками.
– Вы, меганезийцы, иногда ужасаете меня своим пулеметным фанатизмом.
– Я не меганезиец, – поправил Орквард, – я гренландский неандерталец.
– Да ну вас, – буркнула она. – Вроде бы, образованные культурные люди…
– Внимание! – Ароизнес Папа, и поднял руку, так, что свет ламп блеснул на перстне святого Петра, – сейчас доктор Чинкл со свойственной математикам четкостью определил нижний предел требований к человеку. Церковь предъявляет к человеку значительно более высокие требования, а критерий доктора Чинкла показывает нам уровень, падение ниже которого лишает человека человеческой сущности, лишает человека способности сопереживать, способности понимать интересы ближнего, способности к познанию божества в каком бы то ни было смысле. Посмотрите: даже дикари по-своему познают Творца через мнимое одушевление его творений: неба и небесных светил, земли, рек, морей, растений и животных. Даже совсем, кажется, неверующие люди, как например, доктор Чинкл, познают Бога через ту гармонию, которую Господь заложил в фундамент природы, и через принцип сопереживания, который Господь вдохнул в первого человека… Кватро, вы не согласны со мной?
Меганезиец улыбнулся и утвердительно кивнул.
– Конечно, я не согласен. Вы, док Климент, занимаетесь сейчас тем самым мнимым одушевлением природных феноменов, которое только что приписали сообществам дикарей. Это относится и к биосоциальным феноменам, таким, как сопереживание.
– Вы любите свою жену? – Внезапно спросил Папа.
– Да, – ответил Чинкл, – а вас это удивляет?
– Ничуть не удивляет. Скажите, а ваша любовь это тоже природный феномен?
– Разумеется, – спокойно подтвердил математик.