Dreamboat 1
Шрифт:
– Много было золота?
– поинтересовался Северианов с вялым любопытством.
– Вот этого не скажу, не ведаю, слухи ходят, что много. Украшения всяческие, камни и прочее, большевички любили состоятельных людей пограбить.
– Даже примерную сумму назвать не сможете?
– Увы! Краем уха слышал: около трехсот тысяч рубликов золотом, а там кто ж знает...
– А кто может иметь представление?
– Я думаю, кто-то из товарищей чекистов.
– И где теперь эти товарищи?
Лазарев пожал плечами:
– Даже не знаю, чем помочь Вам, господин штабс-капитан. Они тогда разбежались все, как тараканы. Как крысы-с. Так сказать, с тонущего корабля.
– И?
– Постреляли, конечно, их. Сразу и постреляли. Нет, сначала-то, конечно, допросили, а потом - в расход, не церемониться ж с ними.
– От них и узнали про председателя ЧК и золото?
– Ну да, скорее всего.
– То есть, точно не знаете?
– Увы-с. При всем моем глубоком почтении... Вам бы поговорить с господами из контрразведки, теми, что допрос с товарищей чекистов снимали-с.
– Уже поговорил!
– Северианов вздохнул.
– Они мало чем смогли помочь мне. Направили к Вам.
– Однако!
– Лазарев удивленно поднял брови. Его кубанский говор был плавен и тягуч, как вязкая смола, живица, деготь. Лазарев не говорил, он пел. Его голос обволакивал, завораживал.
– Довольно странно-с.
– Да ничего странного! Вы - борец за идею, бывший активный участник сопротивления, за вами при красных чекисты охотились, вы, так сказать, кровно заинтересованы... А господа контрразведчики как-то очень формально допросили пленных и поскорей поспешили привести приговор в исполнение. Вот и все!
– Хм! Однако, довольно странно.
– Нет, к сожалению, вполне естественно. Вы, так сказать, по убеждению, а они по обязанности.
– Так вас интересует золото?
– Золото меня, конечно, интересует, но в меньшей степени. Больше интересует, кто из господ, пардон, товарищей чекистов мог остаться в нашем тылу для подрывной и диверсионной деятельности. Как, например, Вы охарактеризуете фигуру главного чекиста, председателя ЧК?
– Но он ведь сбежал. С золотом.
– Как я понял из Вашего рассказа, это только слухи. И вполне возможно, специально распространенные той же ЧК.
– Зачем?
Северианов улыбнулся.
– Хотя бы для того, чтобы мы с Вами так думали и не пытались его искать. А он живет себе спокойно в городе под чужой фамилией и готовится, скажем, убить господина градоначальника. Или взорвать здание контрразведки. Ну, или, как минимум, собирает сведения о дислокации и перемещении наших войск. Да мало ли чего можно ожидать...
– Вы думаете, такое может быть?
– К сожалению. Никто ведь его не будет искать здесь, если все считают пропавшим. Беглым. Как Вам кажется?
Лазарев задумался.
– Да, пожалуй, Вы правы. Я как-то...
– Не подумали об этом?
– улыбнулся Северианов. - Итак?
– Житин Антон Семенович, из крестьян. В городе появился перед самой войной. После большевистского переворота пошел в гору, после гибели предыдущего начальника ЧК Якова Ионовича Ордынского, тот из идейных был, революционер со стажем, Житин занял освободившуюся должность. Когда почуял, что дело керосином попахивает, прихватил реквизированное золотишко - и только его и видели. Поминай теперь, как звали. С таким уловом самое место - Париж, кафешантаны, шампанское рекой, куртизанки...
– Лазарев мечтательно закатил глаза.
– Дальше, - попросил Северианов.
– Все это вы уже изволили говорить сегодня. Опишите мне его. Как жил, чем дышал и, самое главное, насколько может быть опасен, если, паче чаяния, он в городе?
Лазарев задумался.
– Звезд с неба не
– То есть?
– Прежний начальник, Ордынский, хитрый был, изобретательный, закомуристый, неоднолинейный. Агентуру свою имел. Точно знал, кого и где ждать надо. Шушеру, мелочь не хватал - все крупных рыбин. В марте значительное наше выступление готовилось, кровушки комиссарам изрядно пустили бы. Оружие имелось, люди. Так едва всех не забрали, чудо спасло...
– Про чудо, если можно, поподробнее.
Прокофий Иванович Лазарев откинулся на спинку стула, налил сразу покрывшуюся инеем высокую рюмочку, с чувством опрокинул, зажмурил от удовольствия глаза.
– Аз грешен, - сладострастно выдохнул Порфирий Иванович, - пью квас; а увижу пиво, не пройду его мимо.
– И с блаженным упоением принялся за поросенка, нежно хрустя поджаристой корочкой. Северианов налил в стакан ледяного клюквенного морса с медом.
– История эта сильно невероятна, даже напоминает некую сказку, вмешательство потусторонней силы, знака судьбы. Итак, представьте: 23 марта утром ядро нашей "Организации борьбы с большевиками" собирается здесь на конспиративную встречу и окончательный инструктаж. Все готово для выступления: оружие, люди, цели намечены, согласовываем время, сотрудничество, взаимодействие и прочие важные мелочи. Потом уже узнали: Ордынский внедрил к нам иуду, в ЧК про наше собрание хорошо известно и решено брать всех сразу, в одно время и по всему городу. Главных, ядро нашей организации, - в трактире, остальных - по одному, либо группами, как получится. Председатель ЧК Ордынский лично план разработал и руководил операцией. Если бы все вышло так, как он задумал - не сиживать бы нам с вами здесь сейчас и не беседовать. Но!..
– Прокофий Иванович выпил еще рюмку и с шумным наслаждением принялся за огнедышащую уху.
– Вы, Николай Васильевич, угощайтесь, будьте любезны, не отставайте. Ушица стынет, не дело.
Терпкий студеный морс был и кислым и сладким одновременно, обжигающая наваристая уха мечтательно аппетитна, угощение изрядно возбуждало аппетит, Северианов старался не спешить, есть медленно, не прекращая слушать Прокофия Ивановича, изредка задавая наводящие вопросы и вставляя пояснения.
– Посмотрите сюда!
– позвал Прокофий Иванович, указывая на стену кабинета. - Видите этот уникальнейший документ, я сохранил один экземпляр, как свидетельство чуда, спасшего мою жизнь. Читайте.
Висевший на стене плакат именовался "Декрет Новоелизаветинского Губернского Совета Народных комиссаров" и по форме напоминал другие декреты Советской власти. Включал он в себя преамбулу и множество уникальных параграфов. Северианов прочел название: "Декрет о социализации женщин" - сначала не понял, но по мере чтения, лицо его каменело, и он не знал верить прочитанному, плакать, смеяться, возмущаться или восхищаться...
"Законный брак, имеющий место до последнего времени, несомненно являлся продуктом того социального неравенства, которое должно быть с корнем вырвано в Советской республике. До сих пор законные браки служили серьезным оружием в руках буржуазии в борьбе с пролетариатом, благодаря только им все лучшие экземпляры прекрасного пола были собственностью буржуев, империалистов и такою собственностью не могло не быть нарушено правильное продолжение человеческого рода. Поэтому Новоелизаветинский Губернский Совет Народных комиссаров с одобрения Исполнительного комитета Губернского Совета Рабочих, Солдатских и Крестьянских Депутатов постановил: