Дредноут по имени Никки

Чернояр Дмитрий

Пальцы девушки вытаскивают заколки, перебирают мои волосы. Движения мягкие, неторопливые -- и совершенно непередаваемо офигенные. Хочется закрыть глаза -- и мурчать, мурчать, мурчать!

– - Ника, не спать, -- девушка смеётся, щекоча горячим дыханием шею.

– - Я не сплю. Я растворяюсь в удовольствии.

– - Тогда не играй в одни ворота... флагман.

И столько в её голосе упрёка, что сонливость сбивает, как детскими граблями по этим самым.

Пальцы неторопливо расстёгивают первые три пуговицы блузы -- ровно до той точки, после которой тесно сдавленные

кружевами бюстгальтера полусферы грудей начинают идти на подъём. Карина полностью закрывает глаза, дышит прерывисто, а стоит только моим губам приступить к изучению открывшихся богатств -- вздрагивает от каждого прикосновения. Скосив глаз, вижу, как пальцы судорожно сминают ткань простыни.

Впрочем, посторонние мысли быстро покидают голову под совершенно непривычным, но невозможно приятным слоем ощущений и эмоций. Тактильные ощущения -- от молодой, упругой кожи, отдающей островками жара под прикосновениями пальцев и губ, звуковой фон -- я и не знал, что звуки учащённого, сбивающегося дыхания девушки могут столь волнительным образом прокатываться по всему телу, заставлять мурашки маршировать по спине и приподнимать волосы на затылке... И запахи... Головокружительные запахи Рины просто гасят всё остальное: едва ощутимый запах апельсинов и луговых трав от волос, что-то неуловимо-кремовое, ласкающее обоняние -- от кожи. По отдельности -- просто приятные, а в целом -- нечто сродни мощному афродизиаку, капитально бьющему по молодому, переполненному горячими гормонами, и, как уже совершенно отчётливо понял, страдающему от недостатка ласки организму.

Собственное дыхание так же участилось, сильно подскочил пульс, отчего заалели уши и щёки, но ещё сильнее -- приятная... тяжесть?.. пожалуй, именно так -- приятная тяжесть во всём теле, с очагами в районе груди и паха.

Какое-то время я ещё существовал в асимметричной дуальности мышления: в то время, как одна часть сознания была полностью увлечена неторопливой игрой с Кариной, другая часть анализировала поступающую от органов чувств информацию. Но -- с каждым мгновением вторая часть уменьшалась, сдавалась под напором первой -- медленно, но верно приближаясь к полному слиянию...

Свирь, одновременно и мягко улыбаясь, и закусывая губу, совершенно однозначно смотрела на меня -- широко распахнутыми, буквально мерцающими ненавязчивой малахитовой зеленью глазами, а её руки, словно враз осмелев и зажив своей жизнью, легко, почти невесомо скользили по моей талии, забирались под рубашку и, протиснувшись под тугой лентой бюстгальтера, ласково царапали ноготками -- от шеи и между лопаток -- вниз, к пояснице, каждым движением вызывая неконтролируемую дрожь во всём теле, подкреплённую волнами тягучего удовольствия, сопровождаемую сбивающимся дыханием...

В какой-то момент краешком сознания отметил, что на Карине уже нет верхнего белья; что моя рука скользит вверх по её бедру, и, миновав сначала высокий чулок на широкой резинке, а потом и узкую полоску открытой кожи, наталкивается на поразительную атласную мягкость визуально рельефного узора трусиков; что пальцы девушки ловко и совершенно естественно справляются с фронтальным замочком

моего бюстгальтера; что на одной моей ноге, придавленная голенью, висит полустянутая брючина; что Рина шепчет что-то бессвязно-страстное, торопливо избавляясь от остатков белья...

И приходит счастье...

***

До поверки ещё полчаса.

Рина, поглядывая в карманное зеркальце, ехидно улыбается распухшими, расцелованными губами, поправляет воротник -- как я ни старался не оставлять следов, всё же пару слабеньких засосов оставил. На шее. В местах более интересных и гораздо тщательнее укрытых одеждой, наверно, ещё с десяток таких же осталось.

Медсестричка, хитро щурясь, убирает зеркальце в сторону и поправляет опробованную мною в деле безрукавную рубашку. В последних лучах солнца и робких, бледных лучах уже включившихся фонарей, цвет её глаз темнее малахита, и серые крапинки в их глубине смотрятся очень органично и мило.

– - М-да...

– - Что, Рина?

Девушка критично осматривает мою шею:

– - На засосы я не поскупилась... Может, сделаем вид, что ты подхватила простуду, и замотаем твою шею в стильный богемный шарфик?

– - Всё настолько плохо?

– - Даже капитан Очевидность не сможет сформулировать ответ столь очевидно и однозначно, -- кивает девушка.
– - Прости...

Заграбастав опасно приблизившуюся ко мне медсестричку, одним движением усаживаю её себе на колени и нежно целую под ушком.

– - Фигня-война, чуда, с кем не бывает? А будут допытываться, скажем, что рукопашку отрабатывали.

Хихикнув, Карина закатила глаза и томным голоском протянула:

– - О-о-ох, я бы не отказалась на сегодня ещё от парочки таких отработок!..

Тьма, как же от её голоса пробирает и тянет на новые подвиги!.. Вот вроде бы выжат почти как лимон, и губы, наверняка, похожи на два оладушка после стольких затяжных поцелуев, ан нет -- хоть снова хватай девушку на руки и мчись в бунгало, вновь предаваться страсти и разврату.

– - Определённо -- сегодня спим раздельно, Рина.

– - С чего это?!
– - тут же вскинулась рыжая прелестница.

– - С того, -- мягким, но назидательным тоном пояснил я, -- что если ляжем вместе, то, во-первых, перебудим весь этаж, а, во-вторых, наверняка ещё и проспим.

– - Ну и шуточки у тебя, Ника, -- Карина, обняв меня, пристроила подбородок на моём плече.
– - Я ведь и поверить могла...

Я с удовольствием потискал аппетитную попу сквозь ткань:

– - Но ведь не поверила.

– - Ай!
– - возмутилась девушка, хлопнув ладошкой по излишне наглой руке.
– - Юбку же помнёшь!

Я покосился на и без того далёкую от идеального состояния юбку Свири:

– - Думаю, хуже уже не будет.

– - Вре-ди-на, -- по слогам произнесла Рина, показала язык, а после, быстро глянув по сторонам, деловито сграбастала мою любопытную руку и положила её на коленку -- в паре сантиметров от края юбки.

– - Намёк понят, -- подмигнул я девушке и, перебирая ноготками, двинул кисть вверх по горячему бедру.