Дрекавац
Шрифт:
— Да, сердцу тяжко отказываться.
Священник довольно улыбнулся.
— Но это другое, — Атропа возмутилась.
— Почему?
— Это не наша родина. Мы жили в глуши Брильянтового леса, а переселились от того, что на мой народ нападали гоблины. И язык пришлось выучить. А вы, похоже, авантюристами заделались. Живете прошлым, настоящего не видите. Вот и решили найти смерть. Неправильно это.
— Вот заноза этот гоблинский народ, да? — Маркус бросил огрызок в тарелку.
— Позволь спросить, Атропа, а кто вы? — спросил удивленный священник. — Знаю, что в глуши Брильянтового леса живет
— А вы ещё не поняли? — рука трактирщицы сдвинула прядь рыжих волос в сторону, показав острое ухо.
— Невероятно. Но как же вы тут живете?
— Да никак, живем и всё. Крутимся, но не показываемся лишний раз. Свыклись, наверное, — ответила Атропа.
Помолчали. Дети отправились спать. Маркус подкинул ещё одно полено в очаг. В душе он соглашался с трактирщицей: «Записались от отчаяния, потому что так дальше жить нельзя». Гоблины слабые и глупые, они становятся опасными только тогда, когда среди племен возникает фигура вождя. Если вождя не станет, гоблины покинут эти земли, разбредутся в страхе по пещерам. Тогда вернется мир на землю; его славный город Выш восстановит былое величие, а стыд, нанесенный его падением, исчезнет.
— Пошли с нами, — сказал он Атропе.
— С чего бы вдруг?
— Он прав, — поддержал священник. — Наверное, это судьба, что мы повстречались в этом лесу, полном несчастья и зла.
— Да с чего бы вдруг? — повторила тавернщица.
— Мы должны попробовать. Втроем не справимся, девчонка слабая. Но вчетвером сможем. Осилим, я уверен.
— Так разве я похожа на воина? — удивилась Атропа.
Маркус угукнул.
— Не каждый способен бесстрашно драться с шайкой гоблинов!
Атропа уставилась на мужчин. Маркус словно заигрывал, в нём пробудился азарт, который возникает от чувства скорого путешествия; Рудольф-священник, сидевший напротив трактирщицы, испытывающее всматривался в неё, будто ища что-то. Его взгляд на фоне свечей и огня очага прояснился, он стал бодрее и на лице появилась толика улыбки. И Маркус, и Рудольф понимали, что вчетвером попытаться одолеть королеву-гоблиншу можно, да ещё с крепкой, воинствующей трактирщицей.
Сердце Атропы волновалось. Её ум потянуло к старым местам, и хотение глазком взглянуть на родную глушь Брильянтового леса, где человеческая нога ступала только по известным тропкам, становилось невыносимым: А может, правда согласиться? Тогда и к трактиру не пристанут, и народа добавится, того гляди, отправлю Мику и Любу обратно в зелёную чащу… Но кому оставить хозяйство? Кто останется с детьми? И что делать, если сама не выживешь?»
— Вы, братцы, безумны… — сказала она, вздыхая. — Да разве ж я оставлю детей?
— У вас бывают дяди, тёти? — спросил Рудольф.
— Бывают, конечно. Но отправить к ним не удастся. Это ж на север, к горе Штогово отправить придется.
— Может, папаша, ты договоришься со своими братьями по вере? — мечник по-дружески положил руку на плечо Рудольфа. — А? В Данаре найдется постель для двух детишек?
— Возможно, — произнес с сомнением священник.
— Мне не надо возможно, мне надо железно! — хлопнула по столу трактирщица. Священник в страхе заморгал глазами. — И мне нужна доля в золоте.
— С девчонкой об оплате, так и быть, я поговорю, —
— Сможешь убедить?
— Думаю, смогу. Так что, ты согласна? — Маркус протянул навстречу Атропе свою руку.
Глава 2
Они плыли по реке вдоль берега Бриллиантового леса, и крепкий запах хвойной смолы смешивался во влажном утреннем воздухе. Лодка качалась на волнах, деревянный нос постоянно толкало к берегу, и это заставляло гребцов работать усерднее.
Брассика периодически оглядывалась. Позади остался город Эйна, а вместе с ним и любимые ей люди и воспоминания. Грусть пришла в душу только тогда, когда девушка обнаружила себя в тени неизведанного: до этого дня ей никогда не доводилось быть в глубине лесов под Данаром. Честные родители из мелких ремесленников отпускали из Эйны только в сопровождении братьев, а они, за неимением острого ума и тяги к путешествиям, ходили только в соседний город по разным поручениям.
Лишь сбежав из дома, когда ей было тринадцать и было велено пойти в жены, Брассике удалось постичь миры, полные чудес. Первым чудом для неё стала свобода. Ничто более её так не удивляло после, как открытие в себе воли. Это вдохновило девушку на свершение подвигов — казалось, что это превзойдет прежние чуда.
Рядом сидевшая трактирщица громко вздохнула. Как и юная магиня, она раз за разом оборачивалась, ища на песчаном берегу силуэт давно исчезнувшего трактира.
— Грустно? — спросила Брассика.
— Страшно, касатка. Очень страшно. Бросила детей, что я за мать…
— Волноваться не нужно.
— Не нужно, — передразнила трактирщица.
— Отец Рудольф написал для твоих детей письмо, с ним они поселятся в монастыре, вот увидишь.
— Всё верно. Пусть мольба дойдет до бога и братьев моих, — подтвердил священник.
— Да, мама, всё будет славно! — громко сказал Маркус. — Твои детки спокойно доберутся до Данара за этот день, ещё солнце не спрячется за горизонтом. Зато представь, что заживёте по-новому, когда мы разберёмся с нашей напастью.
— Ага-а, — протяжно сказала трактирщица.
Брассика попробовала посмотреть ей в глаза, но та отстранилась, вперив взгляд в воду. От трактирщицы с самого начала пути, как только утром Мику и Любу послали в город на лошадях, веяло чуждым морозом; видно, как прикипевшее к трактиру и детям чувство не отпускало её, и человек одной ногой в лодке, а второй — всё ещё дома. Да и согласие женщина дала скрипя всем сердцем. Винить её не за что, лишь бы не мешала и помогала. Если кого и винить потом, то Маркуса, всю ночь пылко убеждавшего девушку, что взять трактирщицу ну просто необходимо…
Поняв, что её сочувствие не требуется, девушка тоже ушла в себя.
Где-то рядом заигравшаяся рыба плеснула хвостом. По берегам навалились каменные валуны, с верхних веток взлетали черные птицы. Гребцы пыхтели. Подул крепкий ветер, и лодку стало заносить всё сильнее. Девушка укуталась в балахон.
— Жаль, что ты не учила магию воздуха! Так бы попутный ветер нам подарила, — сказал Маркус Брассике, с натугой напирая на весло. У его ног лежал меч, от волнения на воде металл звенел. — Или магию огня. Хоть согрела б нас! Ан нет, лучше магию воды, поплыли б как лещ!